последние трамвайные звонки.
Вокруг садятся разные обиды,
как злые, терпеливые зверьки.
Но чувствую дыхание участья.
Твое лицо плывет из темноты,
и дальний голос:
товарища черты,
«Вы не разлучайтесь...»,
и снова ты...
19 56
***
Тебя после каждой лекции
со всех сторон теребят.
Ты комплименты лестные
слушаешь от ребят.
Вечером,
с миной значительной,
весь почему-то в снегу,
к тебе приходит начитанный,
очкастый студент МГУ.
Он винограда болгарского
тебе приносит кило
и, продолжая богатствовать,
в театр ведет,
не в кино.
В жизни так много славного -
свиданья,
театры,
цветы.
но нету чего-то главного,
которого хочешь ты.
Вот ты бежишь по лестнице.
Тебе восемнадцать лет.
В сумочке -
с профилем ленинским
Твои комсомольский билет.
В проникающей полночи
сонной квартиры своей
итак» —
ты просишь помощи
у строгих больших идей.
И, распустив светло-русые
косы густые свои,
думаешь о революции,
хочешь большой любви.
В квартире -
шатание маятника
да твой рад говор с душой...
Очень еще ты маленькая.
Я рядом большой-большой.
Я прихожу.
Нс кушаю.
Чаю с вареньем не пью.
Очень тебя я слушаю.
Очень тебя люблю.
Ты моя младшая спутница,
спутник я старший твой.
Мне беспокойно,
что сбудется
с русой твоей голевой.
Вместе мы дышим тревогою
поиска высоты.
Сам я поверил во многое,
чтобы поверила ты...
1955
***
Ты мне, словно кораблю,
все четыре стороны.
Далеко тебя люблю,
высоко,
просторно.
Мне с тобой легко,
легко,
безоглядно,
истинно.
И гляжу я глубоко
и дышу я пристально.
Всей землей тебя люблю,
всею вышиною.
Каждым шелестом ловлю,
каждой тишиною.
Ты мне больше всех нужна
верно и влюблено.
Ты мне друг,
сестра,
жена
мама
и ребенок.
Ты меня всего взяла
Для меня отныне
ты и станция Зима — самые родные.
С нею вы одна семья
и одно единство — водь и в ней родился я,
и в тебе родился.
1955
***
Паровозный гудок.
Деловитые гулы.
И зубов холодок
сквозь раскрытые губы.
До свиданья!
Прости!
Лучше раньше, чем позже.
Разойдутся пути
и не встретятся больше.
Наши взгляды честны.
Будет поезд мой мчаться,
и не руки,
а сны,
станут ночью встречаться.
Он зовет меня,
путь.
Утешать я не буду.
Ты меня не забудь.
Я тебя не забуду.
1951- 956
***
Я разные годы сближаю.
Ворочаюсь,
глаз не сомкну.
Мне кажется —
я уезжаю
на очень большую стройку.
Растерянно смотришь ты мимо.
Боишься и правды и лжи.
Я вижу,
что я — нелюбимый,
но ты мне другое скажи.
Я жду хоть случайной обмолвки,
остриженный и молодой.
На мне и шинель и обмотки
и шапка с армейской звездой.
Винтовку и штык я имею,
и буду я насмерть стоять.
Стрелять я не очень умею,
но знаю, что надо стрелять.
С любовью большой, затаенной
шутливо скажу,
что люблю.
Пушинку от кофты зеленой
к себе на шинель прицеплю.
Вот колокол слышен...
Я еду!
В теплушку сажусь на ходу.
Конечно, я верю в победу,
Но может быть к ней не дойду.
Сквозь говор и слезы вокзала
за поездом будешь идти,
жалея, что ты не сказала
обмана во имя пути.
Старалась,
но, как ни просила,
себя не смогла убедить.
Не думай об этом...
Спасибо
за то, что пришла проводить,
1955
СОН
Взрывы, взрывы...
Под зыбкой в л тонкой
я в траве лежу у плотня,
В болом платье с украинской вышивкой
смотрит девочка па меня.
«Хочешь груш из нашего садика?
Весь в крови настоящей ты.
Ты в тумане, наверно, дяденька,
поцарапался о кусты?
Над землею столько тумана,
столько дяденек, спящих на ней!
Спи и ты.
Говорит моя мама:
«Утро вечера мудреней».
Дай-ка я расстелю тебе скатку.
Ты другую —
получше —
купи.
Дай-ка я расскажу тебе сказку.
Ты но бойся.
Ты слушай ]и спи».
Засыпаю.
Мне чисто и смутно.
Засыпаю па много дней.
Не придет ко мне больше утро,
то, что вечера мудреней.
1956
***
Сойти
на тихой станции Зима.
Еще в нагоне
всматриваться издали,
открыв окно,
в знакомые мпс исстари
с наличниками древними дома.
И, соскочив с подножки на ходу,
по насыпи хрустеть нагретым шлаком,
где станционщик возится со шлангом,
на все лады ругая духоту,
где утки прячут головы в ручей,
где петухи трубят зарю с насеста,
где выложены
звезды
у разъезда
из белых
и из красных кирпичей.
Идти по пыльным доскам тротуара,
где над крыльцом райкомовским часы,
где за оградой старого базара
шуршат овсы
и звякают весы,
где туеса 1 из крашеной коры
с брусникой влажной па прилавках низких,
где масла ярко-желтого шары
в наполненных водой
цветастых мисках...
Увидеть тс же птичьи гнезда в нише
у так знакомых выцветших ворот
и тот же дом,
не выше и не ниже,
и досками заплатанный заплот
И тот же прислоненный к печке веник,
И «гриб» вес в той же банке па окне,
и ту же щель в расшатанных ступенях,
где шампиньоны в темной глубине,..
Поднять, как встарь,
какую-нибудь гайку,
зажать ее в счастливом кулаке
и мчать по склону,
осыпая гальку,
к туманами окутанной Оке,
бродить по рощице
тропой,
заросшей гущею хвоща,
и помогать
веснушчатой паромщице,
с оттяжкой
трос лоснящийся
Старинный мед
оценивать по качеству
на пасеке, стоящей над прудом, и
па телеге
медленно
покачиваться,
коня
лениво
трогая прутом.
И проходить
брусничными местами
с мальчишеской ватагой гулевой,
и с удочками слушать под мостком
как поезда
Смеясь,
гремят
над головой...
в тропу стянуть рубашку с
припасть к воде на горном берегу
и вдруг понять,
как мало в жизни
как много в жизни
сделать я могу.
тела,
сделал,
1953
***
Но захнычу
и нс заплачу.
все другое на свете черня,
оттого, что люблю я удачу,
а удача не любит меня.
Я в покое ее не оставлю.
Докажу —
что мое, то мое,
Загоню!
Подчиняться заставлю!
На колени
поставлю ее!
Пусть летят моя дни, а не длятся,
и назад не приходят опять,
Ах, как хочется удивляться!
Ах. как хочется удивлять!
Пусть и в жизни красивое будет
и красивое снится во сне...
Я хочу вам хорошего, люди.
Пожелайте хорошего мне.
1 953