«Бешеная свадьба», чесавшая по встречке, была не просто бешеная, а корпоративная. Когда трупы выскребли из покореженных машин, разложили в морге и опознали, выяснилось, что там весь филиал областной налоговой. Не хватает престарелого камерала, которого в канун свадебных торжеств прикончил третий инсульт, но он присоединится к коллективу, как только проверит декларацию о доходах у патологоанатома. В замес попало несколько больших чиновников. Их родня, такая же авторитетная и облеченная властью, уготовила мертвому фуроводу безумное и жуткое возмездие. Хотя Степанок шел в своем ряду и в последний момент бросил руль вправо, пытаясь избежать столкновения, и даже сильно мотивированный судья не сподобился назначить его виновным. Но это лишь накалило страсти. Исполнители наказания прибыли на Опольцево тремя «хаммерами», да еще арендовали асфальтовый каток. Их засек автопатруль: колонна выстроилась вдоль шоссе, вплотную к Лосиной Роще, и на обочине топталось десятка полтора качков с лопатами и бейсбольным инвентарем. А дежурному по ОВД поступил анонимный звонок: приезжие намерены раскопать могилу Игната Степанока, причем у них есть с собой схема кладбища и переносные прожектора.
Овчарук поднял по тревоге отделение. Всем выдали табельное оружие и спецсредства. И, пока Нюра вела мотороллер по «пьяной дороге» к съезду на Петлю (было около полуночи), опольцевские менты повязали «карателей» прямо на могиле. Задержанные дали исчерпывающие показания (выбора им не предложили). За смерть таких людей, как пассажиры «бешеной свадьбы», надо убивать, убивать и убивать снова. Ну, а раз фуровод и так убился, исполнителям поручили вынести его гроб на шоссе, давить катком до тех пор, пока не останется труха, и снимать «казнь» на видео, дабы отчитаться потом перед хозяевами.
Таким образом, у Нюркиного страха глаза оказались чрезвычайно большого размера, хотя и тут не всё ясно. С чего ей во сне примерещился Степанок, а не кто-то еще? (Она же не знала ни о рейдерах с асфальтовым катком, ни что на Лосиную Рощу они явились именно за Игнатом). Про операцию захвата знал Лёва, но ему настоятельно рекомендовали что-нибудь выдумать, если начнутся расспросы.
- Между прочим, ихний бугор Савияка упоминал, - с ухмылкой дополнил Овчарук свой «рапорт». - Мол, вместе мореходку кончали. Левый, говорит, загребной. Слышь, Георгий, потрещи с ним. Может, хоть ты добьешься, куда они, упыри, останки дальнобоя засунуть успели.
Савияк, мореходка там или не мореходка, начал волнующую встречу с того, что избил главаря карателей, своротив ему нос и расплющив уши, а уж после приступил непосредственно к интервью. Затем двое сержантов за ноги отволокли «респондента» в камеру, а Савияк на прощанье сказал майору Овчаруку:
- Ищите, он там где-то. Далеко унести не могли.
И они с Карлычем пошли обратно через овраг (так-то оврагом не ходят, но есть одна тропинка, мало кто ею пользуется, и лишь в светлое время суток). Они торопились к Старпому на обед, ибо супруга Карлыча Валентина настаивала, что борщ едят строго горячим, а Савияку, в его-то возрасте, пора поберечь желудок и не жрать одни пельмени. Вид у инспектора был нехарактерно озадаченный, и Карлыч мотал ему душу: что этот козел рассказал такого, чего не рассказал Овчаруку.
Они спустились на дно оврага. Не самое приятное местечко, особенно если представить кого-то, кто может идти здесь после наступления ночи… Но и Карлыч, и Савияк были выше предрассудков. И они верили, что солнечный свет способен их защитить. Но всё же держались настороже, ибо доверять оврагу нельзя.
Потирая квадратный подбородок, участковый объяснил. С самого начала, еще после аварии, «скорбящая родня» сговорилась посдирать шкуры со всех родных и близких Степанока, коль уж сам он погиб и спросу с него никакого. «Прикинь, Карлыч, какими ублюдками у Овчарука собачник забит! – с плохо скрываемой злостью процедил он. – Было велено никого не щадить, ни детей, ни стариков. Но вот такая неудача, пришлось осквернять могилу, твари конченые». Старпом пристально взглянул на инспектора и не стал больше допытываться. Он не строил себе иллюзий насчет «сильных мира сего», да только не повезло им: не к кому претензии предъявлять. У Игната Степанока родных-близких нету. Он интернатовский.