За Женькой приехали менты, разобрались, что к чему, и вызвали психперевозку.
Это, так сказать, пролог. Женька почти два часа пересказывала Егору всё, что она услышала от Элеоноры Викторовны, прочитала в бабушкином дневнике и додумала сама, увидав издалека пару двусмысленных сцен. Она не сомневалась, что ножом орудовал Мясорубщик, и, если он зарезал Ксюху Коваленко, а не ее, так это по ошибке.
По ошибке, которую Мясорубщик рано или поздно исправит.
***
Услышанная Егором впервые, историйка звучала весьма банально. Плохо взболтанный коктейль устного народного творчества, сюжетов из кино про маньяков и реальных уголовных дел, ставших достоянием общественности.
Центровой персонаж, по фамилии Раскроев, уроженец Люберец. Со школьной скамьи шел по кривой дорожке, был ярко выраженным социопатом и умел предвидеть будущее. С таким перечнем отклонений от нормы он почему-то не угодил ни в специнтернат, ни на принудительное лечение, а доучился до восьмого класса и поступил в ПТУ, где овладел профессией мясника. В весенний призыв на Раскроева наложил руки военкомат, он долго и с трудом проходил медкомиссию, но – кто хочет, тот добьется – прошел ее и отправился служить танкистом в восточно-сибирский округ. По дороге этот чудак умудрился потеряться и битых три дня плутал в Череховском лесу (поезд, доставлявший призывников, задержался из-за поломки). Но всё кончилось хорошо, Раскроев вынырнул из леса прямо к отбытию, его (опять «почему-то») не отдали под трибунал за дезертирство, и он приступил к несению службы. На второй год, в ходе маневров, боевая машина под управлением сержанта Раскроева не то взорвалась, не то подверглась обстрелу – что осталось от экипажа, разложили чайной ложкой в три цинковых контейнера и похоронили рядом с гарнизоном.
Но, по прошествии положенных живому бойцу двух лет службы, Раскроев сошел с электрички на Ухтомке. И заявил, что, мол, вкралась ошибочка, и в танке его заменил другой механик-водитель, а сам он отлеживался в госпитале с пневмонией.
…Егор погрешил на бюрократическое раздолбайство. Ну, взяли и оформили похоронку не на то имя, а Раскроеву и невдомек.
- Но он вернулся уже не человеком! – воскликнула Женька. – Уже из леса вышел не человеком!
Она зябко передернулась.
- В Череховском лесу, километрах в десяти от платформы, живут в ските старцы. Они бессмертные или какие-то еще. И могут сделать бессмертным того, кто к ним забредет… на огонек. Только с этим бессмертием намучаешься… Я… то есть, бабушка считала, что это старцы подстроили, чтобы поезд сломался.
- Старцы подстроили, чтобы поезд сломался, - повторил Егор. – Угу. Дальше давай.
Дальше дембель-танкист Раскроев нанялся в гастроном по основной гражданской специальности. Собранные о нем отзывы однотипны: замкнут, социально не адаптирован, спиртное не пьет, производит отталкивающее, или, того хлеще, «пугающее» впечатление. Замечен за поеданием сырого мяса. Когда последнее наблюдение дошло до директора гастронома, тот уволил Раскроева без церемоний, и все перекрестились.
В последующий год Люберцы всколыхнула серия жестоких убийств. Желтой прессы тогда не было, и подробности знали не многие, а знавшие подписались о неразглашении. Вкратце: жертвам вырезали части брюшины (всегда одни и те же) и оставляли умирать, а вырезанное приготовлялось для употребления в пищу. Изуверства совершались в квартирах, где проживало не более двух человек, а состояние кухонной утвари и лабораторные пробы остатков «трапезы» свидетельствовали о затейливой рецептуре и кулинарном методе безумца.
Сотворивший это остался не пойманным, хотя личность его считалась установленной: бывший мясник Раскроев. После первого убийства он уже не появлялся дома, а сотрудники гастронома и соседи опознали его по фотороботу. Однако, хотя опера прочесали частым гребнем Люберцы и окрестности, заковать Раскроева в наручники не сложилось. Обостренная криминогенная обстановка и постоянные разборки между «группировками» не оставляли оперативникам ни единой минуты погоревать о Раскроеве. На этом этапе дело приняла майор юстиции Корнилова Вера Власьевна.
С присущей ей дотошностью Корнилова вникла во все детали материалов следствия. От нее спасу не было ни операм, упустившим людоеда, ни персоналу гастронома, ни соседям погибших. Тем временем в город приехал из Москвы пожилой архивариус, некто Хаткевич. Он снял комнату в частном доме, переночевал и отправился в отделение милиции. Разведенная женщина, приютившая москвича, утверждала, что он намеревался поделиться важными сведениями о Мясорубщике и помочь в его поисках. В отделение-то архивариус попал, но в помощники уже не годился. Его подобрали в промзоне, у заброшенного цеха: забившись в будку вахтера, он прижимал к груди портфель и бормотал что-то бессвязное. «Увидишь во сне – увидят те, кто рядом! – восклицал архивариус. – Там, в портфеле!... Они забирают, чтобы жить!»