Вторая часть симфонии — скерцо — отличается наибольшим своеобразием. Построенная по традиционной схеме трехчастной формы, она захватывает причудливым, гротескным и полным иронии юмором в крайних частях, в которых особого внимания заслуживает замечательное, необычное применение фортепиано. Рояль уже был небанальным способом использован в Скерцо Es-dur, и в дальнейшем Шостакович — подобно Стравинскому — будет часто вводить его в свои оркестровые партитуры. Средняя часть скерцо, свидетельствующая о большой мелодической изобретательности молодого композитора, благодаря чрезвычайно оригинальной мелодической линии, модальности и оркестровым краскам, представляет собой один из лучших фрагментов всего произведения, несмотря на явные переклички с русской классикой XIX века:
Перед концом скерцо обе темы соединяются, а в коде внезапно троекратно раздается аккорд a-moll, исполняемый в крайних регистрах фортепиано; это одна из находок, говорящих об эксцентричности воображения композитора, которая в консервативных кругах музыкантов уже вызывала подчас определенное сопротивление.
Для третьей части — Lento — характерны лиризм, неспешное развитие большого дыхания, широта фраз и мелодика такого типа, к которому Шостакович будет обращаться в основном в самые поздние годы. На протяжении почти всей части (за исключением среднего эпизода) появляется характерный нисходящий шестизвучный мотив, который сыграет важную роль в финале. Мелодия первой темы, широко развитая и очень певучая, поручена гобою, сопровождаемому смычковыми инструментами. В потоке этой лирической кантилены неуловимо нарастает напряжение, и в результате протяженного драматического развития возникает трагическая кульминация. Средний раздел — более декламационный, а его тема, также экспонируемая гобоем, напоминает доносящийся издали траурный марш:
В коде все темы и мотивы возвращаются, контрапунктически соединяясь и создавая завершение, полное необычайной красоты и таинственности.
Из тихих аккордов Lento возникает тремоло малого барабана — непосредственный переход к финалу. Часть эта начинается как бы нерешительно, после чего композитор вводит капризную виртуозную первую тему, излагаемую кларнетом и несколько напоминающую первую часть. Здесь снова важная роль доверена фортепиано. Вторая тема вырастает из первой и является ее дополнением. Мозаичный характер музыки постепенно сменяется подлинно симфоническим развитием, приводящим к драматической кульминации. Сразу после нее неожиданно вступают литавры соло и в динамике fortissimo воспроизводят в обращении лейтмотив третьей части. Затем наступает эпизод Largo, pianissimo, в котором первая тема финала проходит у виолончелей соло, а на ее фоне продолжает звучать упорно повторяемый основной мотив Lento. Это одна из самых вдохновенных страниц всего творчества Шостаковича, необыкновенно глубокая и полная трагической выразительности, изумляющая зрелостью и богатством замысла. После этого раздела наступает постепенное просветление настроения. Появляется тональность F-dur, первая тема провозглашается в патетическом tutti, а потом внезапно начинается полная жизни и оптимизма быстрая кода:
В мае симфония была готова, а 1 июля Шостакович закончил начисто переписывать последнюю, девяносто девятую страницу партитуры. Вскоре он показал ее своим ленинградским товарищам, которые, как и его московские Друзья, восторженно приняли новое произведение. Однако напряженная работа над симфонией подорвала здоровье Дмитрия. В доме не было денег на лечение, и поэтому мать заставила Шостаковича выехать на отдых в провинцию. Какое-то время он жил в Славянске, занимаясь окончательной отделкой своей новой партитуры.
В декабре 1925 года Шостакович представил партитуру и клавир экзаменационной комиссии. Штейнберг оценил симфонию как «проявление высочайшего таланта». Весной следующего года Шостакович вместе с Павлом Фельдтом сыграл ее на фортепиано для Глазунова, который был известен своей требовательностью к соблюдению правил голосоведения.
«Когда я показал Александру Константиновичу начало моей Первой симфонии (в четырехручном исполнении), он был недоволен неблагозвучными, с его точки зрения, гармониями во вступлении, после начальных фраз засурдиненной трубы. Он настоял на том, чтобы я исправил это место, и предложил свой вариант гармонии.
У меня:
