Кто же такой этот жених и почему он так неожиданно появился? Оказывается, он наследник престола Хварезмского царства. Удивительный прием у Шоты! Описывая царскую семью Георгия III, он для маскировки выбирает не какие-нибудь вымышленные страны, а исторически существующие государства – Индию, Аравию – и описывает царствующих в них лиц. Шота точно отсылает читателя в эти страны, чтобы проверить описываемые события, хотя, конечно, заранее можно сказать, что ни в Индии, ни в Аравии ни единого элемента из сюжета поэмы обнаружить нельзя.
Этот прием историчности Шота применяет и в отношении жениха, неожиданно всплывшего на поверхность грузинской политической жизни. Хварезмское царство – не выдумка, а действительно существовавшее в Средней Азии государство. Когда автор говорит, что наследник Хварезмского царства выступил претендентом на руку царской дочери и, тем самым, на престол Грузии, создается впечатление, что этот исторический факт поддается проверке, его можно установить по летописям и Грузии и Хварезма. На самом деле таких летописных данных не существует и не существовало, и для современников ясно, что речь идет не о «хварезмском женихе». Вымышленный характер этой фигуры устанавливается в поэме и обстоятельствами решения вопроса о браке. Царь вызывает к себе Тариеля и говорит ему, что он не имеет наследников и хочет выдать дочь замуж, чтобы передать трон ее мужу, а самое главное, чтобы не прекратился его род: «Роме мивцет тахти чвени, сахет чвенат гамовсахот, самепоса вапатронот, сахелципо шевинахот, ар амовцхдет». Последнее выражение ясно говорит, о каком женихе идет реч. «Ар амовцхдет!» – «Чтобы род не прекращался!» Но разве мог Георгий III выдать дочь замуж за хварезмского царевича, зная, что род Багратидов тогда прекратится и начнется уже род хварезмов? Следовательно, речь идет об особом женихе, о котором царь решает поговорить прежде всего с Тариелем и убедить его в неизбежности этого «брака».
Он воспитывает в своей семье приемного сына, Тариеля, который, как он недавно убедился, любит его дочь. Он не скрывает ни от Тариеля, ни от окружающих, что, не имея сыновей, воспитывает Тариеля как своего будущего преемника. Однако он не идет на этот последний и единственно правильный при таких условия шаг.
Он созывает совещание и прямо ставит вопрос о необходимости брака с хварезмским женихом. Больше того. Получается так, что брак этот неизбежен. Казалось, лишь только Тариель узнает об этом, он должен со всей силой протестовать против матримониальных планов царя. Они для него не что иное, как полная катострофа.
Все говорит за то, что царь должен провести свои планы против воли Тариеля и, во всяком случае, ему незачем советоваться с ним – ответ Тариеля ясен заранее.
Но Тариель является амирспассаларом царя, и без него не может состояться совещание; он действительно участвует в нем. Царь правильно учел, что вопрос о браке его дочери касается в первую очередь Тариеля, и на совещании он предоставил ему первую роль визиря, иначе говоря, руководителя всего собрания. При таких условиях голос Тариеля имеет решающее значение.
Как же он ведет себя на этом важнейшем совещании? Тариель рассказывает:
Совещание протекает тихо и гладко, без единого слова протеста со стороны Тариеля – словно речь идет о предметах, его совершенно не касающихся. Не ясно ли отсюда, что речь на совещании шла не о женихе в прямом смысле этого слова, а о лице, который выступал претендентом на трон.
«Жених» – это снова только маскировка. «Жених» этот – не кто иной, как Демна, перед правами которого на трон отступает не только Сослан, но и сам царь. Собственно говоря, Руставели не без умысла называет Демну женихом. Он ведь и в действительности не так давно намечался женихом, но из этого ничего не вышло. Характерно, что собрание полностью считает, что «жених» должен быть признан и, значит, трон должен перейти к нему. После этого совещания дальнейшее решение уже лежало на царе. Он мог выполнить это постановление, но мог и отказаться от него.
Важен еще один момент – время, когда состоялось появление «жениха». Коронование Тамары произошло в 1179 году в летней резиденции Натжармагеви. Это событие Шота изображает в картине коронования Ростеваном своей дочери Тинатин. Во время этих торжеств и появился Тариель. Но Тариель, по его рассказу, бежал после убийства жениха и долго искал по морям исчезнувшую Нестан-Дареджан. Сколько времени продолжались эти поиски и когда Тариель снова очутился на суше, чтобы иметь возможность появиться во время коронационных торжеств? Тариель рассказывает Автандилу, что он носился по морям двадцать месяцев («тве тормети гамиоцда»); значит, от убийства жениха до нового появления Тариеля в Грузии прошло столько времени, сколько прошло от выступления Демны (которое состоялось в 1177 году) до коронования Тамары – именно около двух лет.
Известно, что после некоторых колебаний Георгий III отклонил требование Демны о передаче ему отцовского трона. По сведениям, которые сообщает Шота о появлении жениха, видно, что колебания эти были весьма сильны, и Георгий III почти решил отказаться от трона и принять «жениха». Шота избрал остроумный прием для изображения выступления Демны в виде жениха и успел сообщить при этом много подробностей. Неизвестно, однако, чего здесь больше – раскрытия ли событий или их маскировки. Во всяком случае, цели своей Шота достиг мастерски и под видом появления жениха дал картину выступления Демны.
Дальнейшие подробности уже не интересуют Шоту, и он прямо переходит к изложению того, чем кончилось выступление претендента, оказавшегося в конце концов близ столицы в сопровождении вооруженных сил.
По описанию встречи, которая была организована «жениху», видно, что приближавшиеся к столице повстанцы были уже разбиты. И действительно, центром восстания Орбелиани и Демны был Дорийский район. Это выступление было подавлено местными правительственными войсками, движение Демны удалось локализовать, не дать ему возможности разрастись и переброситься в другие области государства, где у Демны имелось много сторонников.
Итак, «жених» – под столицей вместе с уцелевшими повстанцами, которых направили сюда, очевидно, для суда. Судьба самого «жениха» ясна. Раз он был взят в плен живым и, как пленник, направлен в столицу, его жизнь не могла подвергаться никаким опасностям. Он мог быть убитым во время боев или «нечаянно» где-нибудь в пути, но, попав в столицу, он был спасен.
Всякий суд над законным наследником грузинского трона, даже при обвинении в вооруженном выступлении, должен был неизбежно обратиться в суд над самим Георгием III, незаконно владевшим троном Демны. Можно было подвергнуть жестоким наказаниям Орбелиани, как воспитателей Демны и руководителей восстания, – и это в действительности случилось, – но трогать Демну Георгий III не решился. Он был бессилен против Демны, и чем острее чувствовал он свое бессилие, тем беспощаднее была его расправа с Орбелиани.
Компромисс, который для Георгия III был, повидимому, выходом из положения до выступления Демны, мог быть еще достигнут и теперь. Дядя и племянник могли сговориться о разделении функций государственного управления при жизни Георгия III с тем, что после его смерти Демна законно вступит на трон. Для Георгия III это было тем более почетным выходом, что он был озабочен династическим вопросом: Демна был последним представителем грузинской ветви Багратидов.
Для самого Демны такой оборот дела был даже выгоднее. Если бы он одержал победу, ею воспользовались бы Орбелиани и стоявшие за их спиной группы старой знати и высших представителей церкви. Прикрываясь его именем, они хозяйничали бы в стране по своему произволу, освободившись же от их опеки, он мог самостоятельно разобраться в окружающей обстановке и, сблизившись со своим дядей, скорее достигнуть всего, к чему стремился.