Он взял ее руку и поднес к своим губам.
Его ласковый, трогательный поцелуй вызвал легкую дрожь во всем ее теле.
Затем он взглянул на нее и произнес:
— Береги себя, моя будущая жена. Думай обо мне и молись, чтобы Бог, направивший нас друг к другу, соединил нас, потому что поодиночке мы никогда не обретем счастья.
Он вновь поцеловал ей руку и, внезапно развернувшись, исчез во тьме дверного проема башни.
Она услышала его шаги на спускавшейся спиралью каменной лестнице.
И когда они совсем стихли, она приложила руки к глазам и почувствовала, как ее тело пульсирует радостью любви, превосходящей все, что она когда-либо представляла себе и о чем когда-либо мечтала.
Эта любовь к мужчине была сродни прекрасной мелодии, цветам, звездам и луне.
Торквил в ее представлении был идеальным мужчиной: добрым и великодушным и вместе с тем решительным и целеустремленным.
Какое еще чудо должно произойти, чтобы она смогла стать его женой!
— Я люблю его, люблю! — шептала Пепита.
И вдруг, словно впервые осознала в полной мере всю грандиозность проблем, вставших перед ними, она вознесла руки к звездам над головой и с силой, исходящей из самых глубин души, стала молиться:
— Помоги мне… Боже… пожалуйста, помоги мне! Не дай мне… потерять счастье, которое я обрела… помоги нам найти… путь… чтобы соединиться друг с другом…
Она молилась вслух, но голос ее, казалось, терялся во мраке ночи.
Затем, как будто лунный свет, мерцающий на поверхности моря, утратил свою магическую силу, Пепита повернулась и медленно покинула башню.
Оставив позади волшебные ночные таинства, она тихо спустилась по лестнице в свою спальню.
На следующий день гости, оставшиеся в замке, сразу после раннего завтрака отправились на охоту, и Рори пошел с ними.
Торквила не было за столом, и Пепита поняла, что после сказанного и прочувствованного ими прошлой ночью он не хочет встречаться с нею в окружении сторонних людей.
Рори не терпелось пойти на охоту с дедом, и за завтраком он то и дело приставал к нему.
— Когда мне можно будет стрелять, дедушка? Ты обещал мне, что скоро, и я хочу стрелять так же хорошо, как ты.
— Это — комплимент, герцог, — засмеялся некий пожилой гость. — Через год-другой он, как вся нынешняя молодежь, будет говорить, что стреляет лучше вас.
— Ну что ж, у меня есть еще несколько лет, — добродушно пошутил герцог.
Словно обидевшись за то, что Рори уделяют слишком много внимания, Жани слезла со стула и подошла к герцогу.
— Дедушка, я хочу пойти с тобой, — заявила она. — Я тоже хочу стрелять.
Герцог поднял ее и посадил себе на колено.
— Леди не стреляют, — твердо ответил он.
— Значит, я — исключение, Келвин, — ввернула герцогиня с другого конца стола.
— Могу сообщить тебе, что я превосходно стреляю как из ружья, так и из пистолета!
Она сказала это столь резким и агрессивным тоном, что некоторые гости удивленно взглянули на нее.
Герцог ничего не ответил, и она не преминула продолжить:
— Мой муж довольно старомоден: он считает, что женщина должна ограничить себя шитьем и вязанием. Я же всегда умела ловить рыбу не хуже моих братьев, стрелять, как они, если не лучше, и, уж конечно, превосходила их в верховой езде!
Пепита понимала, своим хвастовством она хотела привлечь внимание к себе, раздраженная благосклонным отношением герцога к своим внукам.
— Сожалею, герцогиня, но я тоже не люблю, когда женщины стреляют, — заметил кто-то из гостей. — Я старомоден, как Келвин.
— Когда вы будете гостить у нас в следующем году, — не унималась герцогиня, — я буду на охоте рядом с вами и докажу вам — женщина зачастую не уступит мужчине даже в том, что вы считаете исключительно мужским делом.
Герцог рывком поднялся со стула.
— Мы отправляемся через пять минут, отчетливо произнес он. — Поспеши и приготовься, Рори, или я уйду без тебя!
Рори, в ужасе от подобного предупреждения, выскочил из комнаты, и Пепита торопливо последовала за ним.
Жани держалась за руку деда.
— Когда ты вернешься, дедушка, — сказала она, — ты принесешь мне веточку белого вереска, которая приносит счастье? Но ты должен сорвать ее сам, Фергюс говорит, что в белом вереске от вождя Мак-Нэирнов — самые сильные чары.
Гости рассмеялись, а один из них сказал:
— Я думаю, ты не откажешь в такой просьбе, Келвин, хотя большинство» чародеек «, которыми ты увлекался в прошлом, потребовали бы от тебя орхидей.
Спохватившись, видимо, что оказался несколько несдержанным в присутствии герцогини, он зачастил:
— Я должен поспешить, дабы не заставлять вас ждать, ведь это непростительный грех — сдерживать залпы наших ружей!
Жани все еще ждала ответа герцога, и он, посмотрев на нее со своей огромной высоты, промолвил:
— Я постараюсь найти тебе веточку белого вереска, а если не найду, то принесу перо для твоей шляпки.
— Лучше и то, и другое, дедушка, — заключила Жани.
Гости вновь принялись подтрунивать над герцогом, когда выходили из столовой и спускались по лестнице.
Герцогиня продолжала сидеть неподвижно на своем месте в конце стола, но выражение на ее бесцветном лице способно было напугать Пепиту, если б она его видела.
Утром у Жани были уроки, затем Пепита гуляла с ней до ленча за воротами парка, и они бродили вдоль края утесов, возвышавшихся над морем.
В скалах когда-то вытесали ступени.
По ним, как по извилистым тропинкам, легко можно было спуститься на пляж.
Но как раз выдалось время прилива, волны подступали к нижним ступеням у моря, разбиваясь о скалы, и Пепита не позволила Жани спуститься вниз.
— Мы пойдем туда, когда кончится прилив, — пообещала она, — и поищем раковины. Я помню, твой папа рассказывал: когда он был маленьким мальчиком, он находил очень красивые ракушки на этом берегу.
— Я тоже хочу найти ракушки, — сказала девочка.
— Мы найдем много ракушек, — заверила ее Пепита, — и тогда я сделаю тебе из них ожерелье.
— Оно будет красивое! — воскликнула Жани. Она приплясывала от радости на краю утеса;
Пепита схватила ее и увела.
— Не подходи слишком близко к краю, маленькая, — наказала она. — Обрывы очень опасны.
Приближалось время ленча, и они вернулись в замок.
В дальнейшем день также проходил спокойно.
К чаю собралось немало гостей, ночевавших в замке, а также новых приглашенных, и чаепитие было бы интересным для Пепиты, если б она постоянно не ощущала враждебность герцогини.
У нее было такое чувство, — хоть она пыталась уверить себя, что это ей только кажется, будто враждебность постоянно возрастает.
Когда герцогиня смотрела на нее, — пусть это было не часто, — у девушки возникало ощущение, что она желает ей смерти.
» У меня разыгрывается воображение «, — одергивала она себя.
И в то же время интуиция подсказывала ей: ненависть герцогини такая яростная и неистовая, что сопоставима разве лишь с инстинктами дикого зверя.
» Очень плохо для герцогини испытывать подобные чувства, вынашивая ребенка «, — подумала Пепита.
Она вспомнила, как ее сестра говорила: когда она готовилась к рождению Рори, а затем Жани, она всегда старалась думать о прекрасном и отгоняла всяческое недовольство и раздраженность, чтобы они не подействовали на неродившегося ребенка.
— Еще древние греки верили в это, — утверждала Дениза, — и я уверена, они были правы. Мы формируем характер наших детей задолго до их рождения, и я хочу, чтобы мои дети были такими же утонченными, деликатными и любящими, как их отец.
При этом сестра улыбалась Алистеру, а он заметил:
— Такими, как ты, моя дорогая. Кто более совершенен во всех отношениях, нежели ты?
Они смотрели друг на друга, забыв о присутствии Пепиты, и, когда сестра повернулась к мужу и прошептала ему что-то, она выскользнула из комнаты.