Она возблагодарила Бога за то, что Он ответил на ее молитвы, и теперь будущее не страшит ее, как прежде, а наполняет сердце благостью.
В ночь перед свадьбой она молилась о том, чтобы стать хорошей женой для Торквила и сделать его навек счастливым.
Затем она вознесла Всевышнему благодарственную молитву за то, что она не уплыла на Юг, навстречу лишениям и бедности, где ей пришлось бы скрываться от Торквила.
«Как быть достойной твоей милости, Боже?»— вопрошала она.
В эту минуту она дала себе слово помогать тем, кого обделила судьба.
По дороге из кирки Торквил взял ее руку и поцеловал сначала обручальное кольцо, а затем каждый ее пальчик по отдельности, пока не добрался до ее ладони.
Слова были излишни — его губы сказали все.
Когда они свернули в длинную аллею, ведущую к замку, послышалась музыка волынок.
Пепита почувствовала, как все ее существо устремилось навстречу этой музыке, и поняла — отныне ее звучание будет значить для нее очень много.
Она услышала волынку впервые в тот вечер, когда волынщик обошел вокруг стола за ужином; уже тогда она ощутила, что эти звуки странным образом проникают в ее сердце, как будто музыка говорит с ней.
Но она почему-то подумала, будто вообразила все это.
Теперь же она знала, такие ощущения испытывают все шотландцы, когда слышат особенную для них музыку.
Эта мелодия вдохновляла их, когда они шли сражаться, она же была с ними в радости и печали, в счастье и унынии.
Волынка говорит о том, чего не выразишь словами, потому что звуки ее исходят из самого сердца, и на них откликается всей душой каждый шотландец.
В замке был устроен небольшой прием.
За свадебным тортом герцог произнес тост в их честь.
Он говорил столь искренне и проникновенно, что Пепита почувствовала себя на седьмом небе.
Затем они наконец уехали по дороге, которая протянулась вдоль берега и вела к замку Торквила.
Когда перед ее глазами в последний раз мелькнули Рори и Жани, махавшие им с порога, Пепита в полной мере осознала, что начинает новую, самостоятельную жизнь с человеком, которого любит до самозабвения.
Как будто уловив ее чувства, Торквил, управлявший парой горячих лошадей, взглянул на нее.
— Вот теперь начинается наша совместная жизнь, — улыбнулся он, — и я клянусь сделать тебя счастливой.
— Я уже счастлива, любимый, — ответила она, — и так волнуюсь, что это… невозможно выразить… словами!
— Ты можешь выразить мне это без слов, когда мы приедем домой.
Она увидела пламя в его глазах, когда он произнес это, и, смутившись, прижалась щекой к его плечу.
А он вновь повернулся к лошадям.
Ночью море штормило, но теперь выплывающее из-за линии горизонта солнце золотило воду и бросало причудливый свет на заросли в пустошах.
Темнота ночи еще не отступила полностью, и в небе медленно затухала последняя звезда.
Залюбовавшись прелестью рассвета, Пепита вообразила себя в каком-то волшебном мире, который являлся ей в ночных снах.
Она стояла у окна и думала, что перед ней не только рассвет нового дня, но и начало новой жизни для нее, когда вдруг услышала голос Торквила:
— Зачем ты оставила меня?
— Я смотрю на рассвет, дорогой. Я чувствую, то же самое происходит и в нашей жизни.
— Мне одиноко без тебя. Иди ко мне!
Пепита обернулась к нему с улыбкой, прежде чем еще раз полюбоваться ослепительной красотой моря.
Но даже самый захватывающий пейзаж не мог быть таким же притягательным, как ее муж, и она побежала обратно к огромной резной кровати под пологом.
В ней рождались и умирали предки Торквила, одно поколение сменяло другое, пронося в будущее свое имя.
Он привлек ее к себе, и она, положив голову ему на плечо, прошептала:
— Неужели это правда… действительно правда, что я здесь и мы… поженились, и мне нечего бояться и чувствовать себя одинокой вновь?
— Это правда, моя бесценная, — ответил Торквил — и я, так же как и ты, чувствую, что моя мечта исполнилась. И пусть нам пришлось бороться с превосходящими силами противника, все-таки мы победили!
У него была интонация триумфатора, и она промолвила со смехом:
— Это ты победил! Я признаюсь, что была слабой и трусливой, но только потому, что любила тебя!
— Я знаю это, моя бесценная, — кивнул он, — но ты не знала, что я готов был отдать все земное и небесное ради обретения тебя.
— Ты такой великолепный! — воскликнула Пепита. — Вчера вечером, дорогой, ты дал мне… осознать, что мы… единое целое и что для нас… никак невозможно не быть… вместе.
— Ты счастлива, и я не напугал тебя?
— тотчас спросил Торквил.
— Как я могу испугаться… тебя?
Он прижал ее крепче, а губы его касались ее нежной щеки.
— Сокровище мое, ты так отличаешься от всех, кого я когда-либо знал! — в экстазе произнес он. — Ты возбуждаешь меня до безумия как женщина, и одновременно мне хочется тебя боготворить; ты столь чиста и совершенна, что мне кажется — ты неземная!
— Я очень земная… мой любимый… когда ты… целуешь меня, — шептала Пепита, — и единственное, чего я боюсь теперь, так это того, что мы… слишком счастливы и в любой момент викинги могут напасть на нас… или Мак-Донаваны прокрадутся среди зарослей в торфяниках, чтобы атаковать нас.
Торквил рассмеялся.
— Благодарение Богу, ничего подобного в наше время не происходит, однако проблемы и трудности бывают всегда, и Шотландия продолжает страдать. Но от тебя, моя дорогая, требуется единственное: помогать мне заботиться о тех, кто не может сам заботиться о себе.
— Ты знаешь, я сделаю… все, чего ты ждешь от меня, — сказала Пепита, но сначала тебе придется столькому научить меня, чтобы я хорошо узнала страну, частью которой себя чувствую, и ты должен помочь мне, как… сасенаку, избежать многих… ошибок.
— Никогда больше не называй себя так! — резко оборвал ее Торквил. — Ты — не сасенак! В тебе течет кровь Ламонтов, и ты — моя жена! Ты можешь забыть все английское и обратиться к славе, которая горит в нас обоих, потому что мы можем с гордостью сказать: мы — шотландцы.
О Боже, как она страдала, считая себя англичанкой, а следовательно, изгоем!
Она боялась, что герцог оторвет ее от детей, и помнила ненависть герцогини, столь подавлявшую, что она не могла избавиться от нее.
Теперь она стыдилась своей прежней слабости и трусости.
Ее шотландские предки сражались против огромной армии только ради того, чтобы не быть покоренными англичанами.
Их дух остался непобежденным, и постепенно они отвоевали все, что было захвачено у них.
У них не было численного превосходства — но им помогал горевший в них огонь, который невозможно было загасить.
Именно этот дух, — этот огонь она и Торквил должны передать своим детям, а те, в свою очередь, — своим.
И так будет продолжаться в течение грядущих столетий.
Эти мысли пронеслись молнией в ее мозгу.
Прикосновение губ Торквила пробудило пламя, дремавшее в ее теле.
— Я люблю… тебя! — прошептала она.
Его страсть, удесятеренная ее нежностью, захлестнула обоих.
— Я обожаю тебя, — повторял он. — Ты — моя! Я не могу жить без тебя и твоей любви…
— Они… твои, — лепетала Пепита. — Твои целиком и полностью. О, дорогой Торквил, люби меня… Я хочу, чтобы ты… любил меня!
И когда его губы овладели ее губами, а его сердце билось в унисон с ее сердцем, он вознес ее на небо, и она ощутила, что их любовь вечна.
За стенами замка солнце поднималось над мерцающим морем, превращая цвет вересковых зарослей из пурпурного в золотой, а ветер смешивал аромат цветущего вереска с соленым запахом моря.
Этот ностальгический запах Шотландии — неотъемлемая часть ее магии — преследует шотландцев везде, где бы они ни находились.