Габриэль понравилась ему настолько, что он рискнул оставить ее на перегоне. Она быстро всему научилась, успешно переняла у Джеда его кулинарное искусство и никогда не жаловалась. Она была храброй и оказалась очень хорошенькой, когда смыла с себя пыль и грязь и рассталась с бесформенным плащом и огромной шляпой.
Все же Керби хотелось бы знать побольше об этой девушке. Дрю Камерон ему друг и, черт возьми, оказался его ангелом-хранителем! Конечно, хотелось бы оставить его своим помощником и после перегона, но вряд ли это возможно. Дрю не из тех людей, кто позволяет собой командовать. Сейчас он пошел на это, чтобы научиться делу. Однако, овладев премудростями скотоводчества, он захочет заняться делом самостоятельно.
Вот Дрю сложил свою ношу в главный фургон и пошел к хозяйственному, где минуты две постоял, о чем-то переговариваясь с Габриэль. Она сидела внутри и кормила ребенка, но Керби хорошо было ее видно.
Наконец Дрю подошел к костру. Неподалеку от него четверо погонщиков играли в покер, другие уже спали. Успокоились и подопечные Дэндера, втиснувшись в свои фургоны.
— Благостный вечерок, — заметил Дрю.
Керби улыбнулся. Нет, шотландец и его манера говорить определенно придавали их бытию некоторый шарм. Другие погонщики объяснялись, главным образом с помощью «угу» и «не-а».
— Но может пойти дождь, — ответил Керби.
— Ты завтра утром опять на разведку?
Керби кивнул.
— А Терри с тобой поедет?
— Думаю, что в этом нет необходимости. Во всяком случае, до Колдуэлла. Мы еще не встретились ни с кем, кто мог бы разболтать, что я жив.
Дрю задумался.
— Все же мне было бы спокойней, если б кто-нибудь еще поехал с тобой.
— Хочешь поехать?
Керби знал ответ заранее — любой предпочтет поехать на разведку, чем глотать пыль, поднятую стадом, но у шотландца и впрямь есть шестое чувство насчет грозящей опасности. К тому же, поехав с ним, Дрю усвоит и кое-какие навыки разведки.
— А как к этому отнесется Дэмиен? — спросил Дрю.
— Дэмиен нужен здесь — смотреть, чтобы все было в порядке, пока меня нет.
Шотландец немного помолчал.
— Пожалуй, я не стану торопиться с положительным ответом. Завтра утром ты, возможно, видеть меня не захочешь.
Керби растерянно воззрился на него:
— Что, черт побери, это значит?
Дрю не успел ответить. В этот миг Габриэль спустилась из хозяйственного фургона и направилась к ним. И наметанный глаз Керби заметил, что ее что-то гнетет.
Остановившись перед ними, Габриэль попросила:
— Мистер Кингсли, могу я поговорить с вами наедине?
Керби посмотрел на Дрю — вид у того был уж и вовсе загадочный. Пожав плечами, Керби повел Габриэль из лагеря к реке, где их разговор никто бы не смог услышать.
— Хочешь уйти от меня? — спросил он.
— Нет, сэр, — ответила девушка. — Однако вы вскоре сами, возможно, постараетесь от меня отделаться.
— Только что шотландец сказал мне то же самое про себя, — проворчал Кингсли. — Любопытно мне знать — почему?
— Дело в том, что я солгала вам.
— Да это я, черт возьми, и сам уже знаю.
Габриэль прямо взглянула ему в лицо.
— Я решила наняться к вам на перегон, чтобы вас убить. Я считала, что вы убийца моего отца.
Керби был слишком потрясен, чтобы отвечать. Мысли в голове заметались с лихорадочной скоростью: он старался вспомнить событие, которое объяснило бы ему, о чем девчонка, черт возьми, толкует. Ничего не припомнив, он оставил бесплодные попытки. Одно Керби знал наверняка: клерк, которого убили при ограблении банка, никак не мог быть отцом Габриэль.
— Кто?.. — начал он.
— Моего отца некогда звали Джим Дэвис.
Керби оцепенел при звуке этого имени. Кровь застыла у него в жилах.
— Всю свою жизнь я знала его как Джеймса Паркера. Около четырех месяцев назад его застрелили в Сан-Антонио. Умирая, он… упомянул ваше имя.
На Керби нахлынули волнующие воспоминания. Его четверка, его банда: Сэм Райт, Джим Дэвис, Кэл Торнтон и он сам. И еще его младший брат Джон — дальше от них, от опасности… Здесь, на берегу реки Симаррон, Керби воочию встретился со своими ночными кошмарами, все эти долгие годы преследующими его.
— Чье имя… — Голос у него сорвался. Керби откашлялся и начал снова:
— Чье имя назвал твой отец? Кингсли или…
— «Керби Кингсли». Он узнал из статьи в газете о перегоне и вырезал ее. Вместе с рисунком.
Керби никак не мог восстановить дыхание. Проклятый рисунок! Кто-то рисовал его физиономию, удачно уловив сходство… но ведь за двадцать пять лет он должен был здорово измениться. Он и в мыслях не держал…
— Твой отец еще что-нибудь сказал? — спросил он.
— Да, — медленно проговорила Габриэль. — Он быстро истекал кровью, но… — Голос ее дрогнул, однако она сделала над собой усилие и снова заговорила:
— Он сказал: «Статья… Кингсли… Опасность». И я подумала, что он считает, будто это вы застрели его — или наняли убийцу.
Она судорожно вздохнула.
— Он сказал также о письме, которое оставил для меня в сундуке. Отец написал его, прочитав статью и увидев ваш портрет. Думаю, он испугался, что ему грозит беда. И хотел, чтобы я знала, в чем дело.
Она помолчала и наконец закончила:
— В письме рассказывалось об ограблении банка. Но ведь вам об этом тоже известно, верно?
Керби даже и не думал кривить душой. Девушка знала всю правду, а он дьявольски устал лгать, скрывая эту правду. Кроме того, он сразу понял: убийца Джима Дэвиса — и есть тот самый человек, что пытался убить и его, Керби Кингсли, причем дважды. Связь между этими событиями была слишком очевидна, хотя до сих пор не укладывалась у него в голове.
— Какую роль во всем этом играли вы?
Вопрос Габриэль вернул его из области воспоминаний к реальности. Керби сразу понял, что она имеет в виду, но еще не был готов ответить. Трудно так сразу отказаться от своей многолетней привычки все скрывать.
Он вздохнул, посмотрел на дальний берег реки.
— Расскажи-ка сначала о твоем отце. Куда он подался после злосчастного ограбления?
Габриэль помолчала.
— Он уехал на Восток, там познакомился с актрисой — моей матерью, и стал ездить с ней по стране. Два года назад она умерла. Мы начали выступать вдвоем. Я захотела поехать на Запад, отец не хотел, но я… убедила его.
Керби услышал в ее голосе виноватые нотки. Господи, он-то знает, как чувство вины может изъесть душу! Кингсли подавил вздох, вспомнив Джима Дэвиса, своего дружка, — тот вечно что-нибудь насвистывал или напевал, а еще играл на губной гармошке. Из всех четверых ему больше всего не хотелось грабить банк, и он острее других переживал гибель клерка. Но ведь Кэл Торнтон так их убеждал, что никто не пострадает, что они лишь украдут деньги у жадных банкиров, только и всего. Керби лишь потом осознал, что ограбили они владельцев ранчо, мелких фермеров и торговцев, которые из-за ограбления банка потеряли все, что имели.
— Если ты думала, что это я убил твоего отца, почему не обратились к шерифу?
— Я и обратилась, но никто не желал верить, что вы можете быть замешаны в убийстве. Меня не пожелали даже выслушать как следует. — И шепотом добавила:
— Они не поверили певице и актрисе, которая обвинила в убийстве одного из первых богачей Техаса.
— Поэтому ты решила сама сунуться в логово тигра, — Кингсли покачал головой. — Юная леди, не знаю, как тебя назвать: самой храброй из женщин, которых я когда-либо встречал, или самой безумной. Если ты считала меня убийцей, неужели тебе не приходило в голову, что я могу убить и тебя?
Габриэль опустила глаза и, старательно разглядывая землю под ногами, ответила:
— Я не дорожила своей жизнью. Когда я уезжала из Сан-Антонио, мне было все равно, что со мной станется.
Господи, какая боль, какая безысходная тоска слышалась в ее голосе! А ведь она еще совсем девочка — слишком юная, чтобы испытывать подобные чувства.
Смутившись от неожиданного наплыва чувств, от почти бессознательного стремления защитить ее — неудивительно, что ей так легко удалось окрутить шотландца! — Керби перевел разговор на менее болезненную тему. Покосившись на Габриэль, он спросил: