И когда все сестры поклялись, что во исполнение своего обета будут они беспрекословно подчиняться решению матери своей, игуменья эта, удивительной храбростью наделенная, подала сестрам пример верности обету, каковой не одни лишь ее приближенные восприняли, но и монахини в последующие века; взяла она острый нож и отрезала себе нос и верхнюю губу, обнажив зубы, так что лик ее стал ужасен. Сестры все как одна восхитились сим памятным деянием и поступили, как их мать.
Когда случилось это, на следующее утро подступили к обители злодеи, чтобы предать поруганию дев непорочных, Господу себя посвятивших, а монастырь разграбить и сжечь дотла. Но едва узрели они игуменью и прочих сестер, столь жутко изуродованных и кровью обагренных от пят до волос, как поспешили уйти, ибо не в силах они были оставаться там хотя бы миг лишний. А вожаки их велели перед уходом запалить огни и сжечь монастырь вместе со всем, что было в нем, и вместе с монахинями.
И так совершилась казнь нечестивая, а святая игуменья и девы непорочные, ее порукам вверенные, обрели мученичество.
Сражение между саксами и северянами, 937 год
Англосаксонская хроника
Битва при Брунабурге, состоявшаяся в Дамфрисшире, была спровоцирована скоттами, которыми правил Константин II и которые враждовали с королевством Нортумбрия. «Хроника» восторженно описывает разгром «северян», как называли осевших в Англии викингов.
В это лето
Этельстан державный,
кольцедробитель,
и брат его, наследник,
Эдмунд, в битве
добыли славу
и честь всевечную
мечами в сечи
под Брунанбуром:
рубили щитов ограду,
молота потомками
ломали копья
Эадвинда отпрыски…
Сколько скоттов
и морских скитальцев
обреченных пало —
поле темнело
от крови ратников
с утра, покуда,
восстав на востоке,
светило славное
скользило над землями,
светозарный светоч
бога небесного,
рубились благородные,
покуда не успокоились, —
скольких северных
мужей в сраженье
положили копейщики
на щиты, уставших,
и так же скоттов,
сечей пресыщенных;
косили уэссекцы,
конники исконные,
доколе не стемнело,
гоном гнали
врагов ненавистных,
беглых рубили,
сгубили многих
клинками камнеостренными…
вождей же юных
пятеро пало
на поле брани,
клинками упокоенных,
и таких же семеро
ярлов Анлафа,
и ярых мужей без счета,
моряков и скоттов.
Кинулся в бегство
знатный норманн —
нужда его понудила
на груди ладейной
без людей отчалить, —
конь морской по водам
конунга уносит
по взморью мутному,
мужа упасая;
так же и старый
пустился в бегство,
к северу кинулся
Константин державный,
седой воеводитель;
в деле мечебойном
не радость обрел он,
утратил родичей,
приспешники пали
на поле бранном,
сечей унесенные,
и сын потерян
в жестокой стычке —
сталь молодого
ратника изранила;
игрой копейной
не мог хитромыслый
муж похвастать,
седой воеводитель…
Гвоздьями скрепленные
ладьи уносили
дротоносцев норманнов
через воды глубокие…
плыли в Ирландию
корабли побежденных.
…На поле павших
лишь мрачноперый
черный ворон
клюет мертвечину
клювом остренным,
трупы терзает
угрюмокрылый орел
белохвостый,
войностервятник,
со зверем серым,
с волчиной из чащи.
Не случалось большей
сечи доселе
на этой суше,
большего в битве
смертоубийства
клинками сверкающими…[2]
Король Скотии оскорбляет короля Англии, ок. 971–975 года