Чалмерс не реализовал штрафной, но это не имело значения, поскольку англичане очевидно развалились, поняв, что их безуспешные попытки спасти игру обречены.
В том, что они на время заставили Шотландию обороняться, немалая заслуга Роба Эндрю и не ведавшего усталости Уилла Карлинга. Не раз и не два капитан, впрочем, упирался в шотландскую оборону, а Андервуд тем временем оказался под плотной опекой лучшего защитника в британском регби — Скотта Гастингса.
Единственное очко Англии во втором тайме заработал со штрафного Саймон Ходжкинсон, и то лишь на 15-й минуте, но надежды англичан перечеркнула железная дисциплина шотландцев и великолепная скорость Гэвина Гастингса.
К финальному свистку некоторые англичане буквально валились с ног, а вот ликующий Джон Джеффри пробежал еще добрых 50 метров.
Так завершилось величайшее регбийное шоу на планете. Так была повержена Англия, и так Шотландия вновь доказала обоснованность своих притязаний. Вражда и смута, по Киплингу, обернулись победой на «Мюррейфилд». В такой день разве могло регби остаться просто игрой?
«На игле», август 1993 года
Кенни Фаркуарсон
Романист Ирвин Уэлш появился на литературном подиуме в 1993 году, неожиданно возник ниоткуда, с беспощадным, мрачным и все же забавным романом о компании лишенных каких бы то ни было надежд молодых людей; этот роман ознаменовал рождение литературы нового века. Роман произвел впечатление на читателей и породил немало подражаний, куда менее талантливых, чем оригинал. В одном из ранних интервью Уэлш прекрасно описал автора как лишь частично излечившегося наркомана.
Должны ли мы начать с той поры, когда Ирвин Уэлш пел в панк-группе, когда вешал на одежду собачье дерьмо и выкрикивал оскорбления людям в автобусах? Или с его криминального досье, включающего условный приговор за разгром общественного центра на севере Лондона в спровоцированном виски безумии? Или же с его опытов с героином и нынешней приверженности экстази? Или достаточно просто заглянуть в его книгу?
Нужно сказать, что «На игле» — скандальный заголовок для потенциального бестселлера; попробуйте попросить эту книгу в «Уотерстоун» и оцените, какими взглядами вас наградят окружающие. Тем не менее пиар-отдел лондонского издателя Уэлша, «Сикер и Уорбург», развернул шумную рекламную кампанию, беспрецедентную для шотландского автора-дебютанта; они всюду с придыханием сообщают, что книга прекрасна, а сам Ирвин — «очень милый человек». Представитель издательства заявил, что Уэлш сделал для Эдинбурга то же самое, что Джим Келмен для Глазго. Джефф Торрингтон, лауреат премии «Уит-бред», назвал дебютный роман «злобным, но остроумным… Это как плохой день в бедламе». «Литературное обозрение» восхваляет «умилительно мерзкое описание смерти второй половины и того, почему это важно».
Вся эта шумиха обычно ведет к тому, что обладающие чувством собственного достоинства журналисты отходят в сторонку. Но не на сей раз — «На игле» буквально посадил на иглу. Это наихудший кошмар читателя «Санди пост», история жизни наркоманов с неоценимыми советами относительно способов введения героина в гениталии, насчет стеклянных пепельниц как оружия в пабах и насчет маточных колец с опиумом при диарее. Книга содержит мат, в ней есть душа — и проблеск надежды. Страницы романа населены такими персонажами, как Второй Призер, Ренте, Дохлый, Картошка и Свонни. Вообразите Джима Келмена с чувством юмора и шестью канистрами лагера, и вы получите представление об Уэлше. Роман вызывает отвращение, он забавен, страшен и глубоко человечен. Что важнее, он разрушает миф о том, что единственное достояние шотландской городской культуры заключено в переулке между стадионами «Паркхед» и «Айброкс» с его пабами.
Ирвин Уэлш, в кухне квартиры на втором этаже с видом на залив Лейт, предлагает банку экспортного (13 % сверху бесплатно) и рассказывает о своем приятеле, который предложил включить в книгу глоссарий, чтобы «шикарная публика» поняла такие слова, как «торчать», «поц», «кумар», «корефан», «тянуть резину», «барыга» и «ширяться». «Ни за что, — говорит он. — Терпеть не могу этих отстойных яппи с экземпляром модной книжонки рядом с филофаксом. Последнее, чего я хочу, так видеть, как сволота с Шарлотт-сквер треплется на этом жаргоне, будто со сцены. Хрен им».
Уэлш высок и худощав, темные волосы начинают редеть, они коротко подстрижены и уложены гелем. Он носит черный джемпер, «вареные» синие джинсы и черные башмаки. Его лицо выглядит несколько асимметрично, говорит он ровно, монотонно, почти не разжимая губ. Время от времени он усмехается, что сразу уменьшает его возраст лет на десять, и его глаза сверкают. Мы быстро перебираем жизненные вехи.
Родился в Лейте. Отец был докером, потом торговал коврами. Мать — официантка. Переехали в двухэтажную квартиру в Мюир-хаусе, это местная, эдинбургская жилищная политика. Напился впервые в 14 лет в походе на Арран. На иглу подсел в 17. Работал помощником телемастера. Уехал в Лондон, напившись вдрызг в автобусе, чтобы стать панком. Жил с панками, спал в Грин-парке днем, тусовался с группами наподобие «999», «Челси и бойня», «Собаки в вихре» и «Шатры в ночи». Играл в командах с такими названиями, как «Мандавошки», причем его всегда выгоняли, потому что гитарист из него никудышный. Жил на общих «хатах» и в самовольно занятых помещениях. Кидался камнями в полицию во время пикета в Уоппинге и забастовок шахтеров. Перебивался случайными заработками — мыл посуду, копал канавы, занимался делопроизводством. Поглощал лошадиные дозы героина, «спида» и алкоголя. Часто попадал в участок. Нашел работу в муниципалитете, женился, перебрался в Кройдон и попытался осесть — сам считает это первым дурным решением в жизни.
«В ту пору я больше волновался за себя, чем когда-либо еще, — говорит он. — Оказалось, что я изрядно промахнулся. Вместо наркотического ада я угодил в преисподнюю пригородной жизни. Для меня это и вправду ад. Я не выношу мирной домашней жизни с садиком, детьми и проживанием в пригороде. Видал ее в гробу. Лучше продавать задницу на вокзале Кингс-Кросс, чем жить такой жизнью. Мерзко и противно, что люди придумали для себя такие ограничения, мол, другого и не надо».
В те дни, с приличной работой по подготовке персонала для местных органов власти, можно было рассчитывать, что он наконец угомонится. «Я стал самым настоящим мистером Работа-с-девяти-до-пяти. Возможно, на выходных начну ходить на рэйв. Мой палец больше не лежит на кнопке самоликвидации — но время от времени я им шевелю, просто чтобы не расслабляться. Может, где-то раз в полгода меня начнет крутить, и я буду исчезать на несколько дней в лабиринте мест, о существовании которых в Эдинбурге я и не подозревал, а возвращаться буду другим человеком…»
На вопрос, какие у него сегодня отношения с наркотиками, Уэлш задумчиво молчит целых 15 секунд. «Не могу сказать, что у меня было много личных проблем с наркотиками, — произносит он в конечном счете. — Меня ловили на распространении, не на употреблении. В юности не задумываешься о смерти, просто живешь». Он считает, что лицемерно просто разрешать или запрещать наркотики. Героин, говорит он, всегда вызывает проблемы. Если хотите препарат класса А, попробуйте экстази. «Когда пишешь книгу о чем-то подобном, ощущаешь себя вуайеристом из среднего класса, подглядывающим за людьми, которые по-настоящему страдают. Но вряд ли я таков на самом деле. Если спросить обо мне людей из моего прошлого, они скажут: „Нет, он никогда до такого не доходил“. А другие скажут: „Этот ублюдок куда хуже, чем любой персонаж его книги“».
«Летучий шотландец» устанавливает мировой рекорд скорости, 17 июля 1993 года
Грэм Обри
Известный как «Летучий шотландец», сын полицейского из Килмарнока Грэм Обри установил несколько мировых рекордов в велоспорте, причем его карьера складывалась весьма необычно. Сначала он поразил велосипедное сообщество самодельным велосипедом «Олд фэйтфул», который собрал, в частности, из деталей стиральной машины, а затем принялся демонстрировать нетрадиционную технику езды, на многих состязаниях запрещенную. Международную известность он приобрел в июле 1993 года у когда предпринял безуспешную попытку побить мировой рекорд в часовой гонке на треке, принадлежавший Франческо Мозеру. На следующий день Обри совершил новую попытку.