Выбрать главу

Если Бернс в своем творчестве воспевал род человеческий, то Джеймса Хогга можно назвать певцом природы во всех ее таинственных проявлениях. Ему, как никому другому, было свойственно острое чутье на все сверхъестественное. Магия и чародейство были у Хогга в крови. Долгие годы он бродил с овцами по зачарованным пустошам Эттрика, ночевал на берегах ручьев, которые облюбовали для себя местные призраки. Думается, за это время он перезнакомился со всеми эльфами в округе и стал знатоком волшебного мира приграничных легенд. Однако время от времени в его балладах проскальзывали задушевные, человечные нотки, характерные, скорее, для поэзии Роберта Бернса. Показательно в этом отношении стихотворение, которое Хогг посвятил своей старой овчарке. По моему глубокому убеждению, эта поэма достойна занять место во всех поэтических антологиях. Никогда еще ни один человек не писал с такой нежностью о своей собаке.

Да за одно только это трогательное стихотворение, посвященное собаке, я готов простить Хоггу всю его грубость (вольную или невольную) по отношению к людям. И пастух, написавший такое, страдал оттого, что в свои двадцать пять лет ему не хватало «образованности», чтобы записать стихи на бумаге! Он изучал алфавит рядом с овцами на пастбище. Вырезал буквы в дюйм высотой, а для своей книги использовал сланцевые породы на склонах холмов. Бедный честолюбивый Хогг! И позже мы видим его за работой: он сидит, скрючившись, у замшелого валуна на берегу Ярроу-Уотер. В руках перо, в петельку камзола вставлена чернильница. Хогг пишет — он поверяет бумаге детали видимого и невидимого мира, который его окружает. Признание пришло к нему гораздо позже, уже в сорокапятилетнем возрасте. Но даже и тогда неудачи преследовали Хогга во всех его начинаниях. Если ему удавалось заработать какие-то деньги, то он обязательно их терял. Вышедшая в свет книга стала предвестником банкротства издателя. Казалось, в его жизни наметились изменения к лучшему, когда он получил в аренду ферму на берегу Элтрив-лейк. Это был подарок его покровительницы герцогини Бакклеух. Дальнейшая жизнь Хогга предстает перед нами в воспоминаниях Аллана Каннингема. Он описывает Эттрикского пастуха как владельца «самой лучшей в Ярроу форели, самых замечательных овец на ее берегах, самых жирных тетеревов на склонах окрестных холмов, а также тишины и покоя вокруг». Читатель мог бы вздохнуть с облегчением. Но вот вопрос: а какой прок от этой форели, тетеревов и баранины, также как и от «тишины и покоя», если в ваш дом постоянно ломится толпа, которую надо любыми средствами развлекать?

Еще совсем недавно Хогг благоденствовал под крылышком у своего знаменитого друга Вальтера Скотта. Он сумел идеально вписаться в идиллический пейзаж Абботсфорда, заняв место среди тех, кто грелся в лучах славы великого шотландского писателя. И вот теперь он лишился этого теплого и удобного пристанища и вынужден был один на один противостоять своей неожиданной славе и холодному, оценивающему взгляду потомков. Нежданно-негаданно он приобрел вес и значимость, куда большие, чем имел при Скотте — почти такой же, каким обладал в глазах своих бывших односельчан. Задумаемся, легко ли внезапно вознестись на вершину литературного Олимпа, завоевав звание второго (после Бернса) национального поэта. Если вы хотите познакомиться с лучшими образцами творчества Хогга, почитайте его поэтические сборники «Килмени», «Колдунья из Файфа», «Пробуждение королевы» — это действительно маленькие шедевры.