Стоя в дверном проеме рядом с малахитовой вазой, которая играла и переливалась всеми оттенками зеленого в свете свечей, Торн переминался с ноги на ногу. Праздник еще не начался, а он уже скучал. Придворная жизнь никогда не привлекала его. Он был не в состоянии подчиняться протоколу, в котором было оговорено малейшее движение каждого.
Прямой и честный по натуре, он не привык к тому, что любая, случайно брошенная реплика может быть опасной. Пасмурная погода? Да, возможно. Но только если король не захочет назвать ее прекрасной. Смешное происшествие? Если его величество изволит смеяться, значит так оно и есть. В противном случае человек смеется на свой страх и риск.
Торн взял у проходящего слуги напиток. В Рат-на-Иоларе нет таких ограничений. Человек может говорить все, что ему заблагорассудится. Может смеяться, если ему смешно, и дать сдачи, если его обидели.
Торн хотел вернуться домой. Даже прекрасные женщины, все вместе казавшиеся ему букетом восхитительных цветов, не трогали его. Он так глубоко ушел в свои мысли, что голос короля застал его врасплох:
– Вы какой-то угрюмый, Торн!
Торн помедлил, судорожно пытаясь прийти в себя.
– Я вовсе не хочу выглядеть таким, мой господин, – поспешил заверить он, потом выдавил подобие улыбки. Зная о любвеобильных наклонностях короля, он добавил: – Здесь столько прекрасных девушек, что захватит дух у любого мужчины.
– В самом деле, – Джеми окинул взглядом залу. Потом удовлетворенно улыбнулся: – Даже при английском или французском дворе женщины не могут сравниться с нашими.
– С этим трудно не согласиться, – пробормотал Торн.
Юный король вновь взглянул на Торна и озорной огонек зажегся в его голубых глазах:
– Поскольку я наслышан о вас, то уверен вы точно с этим не согласитесь.
– Ваше величество переоценивает меня, – скромно заметил Торн.
Это замечание вызвало радостный смех короля.
– Мы должны присутствовать на твоей свадьбе, Торн, – весело сказал Джеми, – так давай посмотрим... – Он стал пристально разглядывать залу.
– Ваше величество! – взмолился Торн. Но король не слушал его.
– А вот! – Он едва заметным движением руки указал: – Барбара, леди Драммонд.
Торн неохотно взглянул на леди, ставшую предметом обсуждения. Ей было около семнадцати лет, она была достаточно хорошенькая, но глаза ее были голубыми, а не серыми, и она была скорее миниатюрная, чем высокая. Все ее поведение выражало покорность, ни намека на внутренний огонь. А когда девушка заговорила, Торн, отвернулся: голос ее был пронзительным, почти детским. Невольно он вспомнил другой голос: низкий, приятного тембра даже в ярости. Заметив, что король что-то говорит, Торн обернулся к Джеми.
– Ее отец очень скоро станет лордом. Она из древней и хорошей семьи, – продолжал Джеми, но, не получив ответа, нахмурился: – Ну ладно. Тогда взгляни на Эйлин Линсдэй. Она дочь герцога Монтроз.
Торн откашлялся.
– Обе очень милы, ваша милость. Но...
– Но граф Данморский еще не готов остепениться, – сказал Джеми и вновь усмехнулся: – Что ж, мы не виним вас в этом. Много времени пройдет, прежде чем мы позволим себе это. – Он сжал плечо Торна: – Вы пришли к нам на помощь, когда мы нуждались в вас, и чуть не лишились жизни из-за смертельной раны. Мы не забудем этого. Если мы можем что-нибудь сделать для вас...
– Только одно, ваше величество... – Торн набрал воздуха: – Я просил бы вас отпустить меня в Рат-на-Иолар.
Джеми кивнул – ему понравилась простая просьба Торна.
– Вы можете ехать, когда захотите, Торн, – разрешил он.
Торн благодарно преклонил колена, стараясь не обращать внимание на боль в боку:
– Приношу вам мою признательность.
Джеми сказал без улыбки:
– Скорее, нам потребуется ваша верность.
Торн, не встав с колена, взглянул на него.
– Вам не потребуется даже просить об этом, ваша милость, – тихо сказал он. – Я предан вам на всю жизнь.
Джеми серьезно посмотрел на него снизу вверх, когда Торн уже поднялся, и тихо сказал:
– Мы не забудем вашу поддержку, – и отошел. На следующее утро на рассвете Торн вместе с Энгусом и своими воинами, сопровождавшими его в битве, уже были на пути в Рат-на-Иолар. Хотя, что он найдет там, кроме отчаяния, он не знал. Они скакали уже достаточно долго, прежде чем Торн заметил, что Энгус все время молчит.
– Ты мрачен, – заметил Торн после некоторого раздумья.
– Ты тоже нe светишься от счастья, – парировал Энгус недовольно.
Раздосадованный краткостью ответа, Торн не произнес больше ни слова.
Неделю спустя в предрассветной темноте Энгус сидел в большой зале, освещенной свечами. Он оперся локтями о стол и, потирая подбородок, угрюмо смотрел на своего господина. Он пил, как и Торн, бокал за бокалом, стараясь не отставать от него, пока, наконец не почувствовал, что опьянел, после чего уснул в кресле.