Подождав, пока стихнут аплодисменты, Родерик Маккримон продолжил:
— Второе — мы празднуем здесь сегодня получение им диплома юриста, и, я должен признаться, с лучшими оценками, чем те, что я заслужил в свое время.
На этот раз послышались аплодисменты и смех, которые продолжались, пока Родерик не поднял руки, призывая к молчанию.
— Как многие из вас уже знают, семейство Маккримонов жило в Соединенных Штатах столько, сколько существует штат Миссури. Мой прадед — тезка Хью — приехал из Шотландии именно на это ранчо, то есть на это место, где мы все сейчас собрались, сто двадцать лет тому назад. В этом диком месте его сын и мой дед, один из первых поселенцев, был и первым шерифом, что осуществлял правосудие с шестизарядным револьвером за поясом. Я часто думаю, вот было бы хорошо, если бы штат разрешил мне действовать так же…
Снова послышался смех, но Родерик продолжал:
— Оба этих больших человека воевали в Гражданской войне, а бригадный генерал Роберт Маккримон погиб, сражаясь за дело, в которое он страстно верил: справедливость. Мой отец продолжил эту традицию, служа адвокатом во времена беззакония в штате, а позднее он стал судьей. Я надеюсь, что и я, будучи адвокатом, судьей Верховного суда, а потом сенатором, тоже внес свой маленький вклад в дело, которое они начали. Дожить до счастливого момента, когда и мой сын окончил обучение и стал адвокатом, — это исполнение моей самой дорогой мечты.
Патетическим жестом Родерик указал пальцем в небо.
— Я искренне верю, что три поколения Маккримонов смотрят на нас с небес на эту сцену со всей той гордостью, какую я чувствую сейчас.
Повернувшись туда, где стояли Лаура и Хью со своей матерью, Родерик сказал:
— Сын, для тебя небо — не предел, и чтобы доказать это, я купил тебе довольно необычный подарок по случаю окончания учебы.
Повысив голос — без особой на то нужды и вызвав тем самым помехи в усилителе, от которых заложило уши, владелец ранчо прокричал:
— О'кей, мальчики, везите его сюда.
Кто-то в толпе, начал петь «Счастливого дня рождения». Как только собравшиеся гости присоединились, из большого амбара за лужайкой появилась толпа работников. Они везли новый, «с иголочки» самолет «пайпер» с одним двигателем.
— Вот, Хью, я сказал тебе, что небеса — не предел. Теперь продемонстрируй нам, как ты поднимешь его в небо, докажи, что удостоверение летчика дали тебе не зря, пока ты учился на юриста.
Это был превосходный подарок, даже по щедрым стандартам Родерика. Обняв отца и поцеловав мать и сестру, Хью пошел к самолету, триумфально шествуя между двумя шеренгами аплодирующих гостей.
Двигатель завелся с первой попытки, и громкий рев мотора заглушил приветственные возгласы и крики собравшихся. Вырулив на поле, которое специально было выровнено под летное, Хью помахал рукой, а затем потянул дроссель и оторвался от земли, оставляя внизу гостей, быстро уменьшающихся в размерах.
Поднявшись в воздух, Хью быстро вспомнил, что ему больше всего нравилось в полете. Это ощущение полной свободы, уверенности, что никто не может прервать его размышлений. Поднявшись над кучкой редких облаков, он вступил в мир, где он был единственным человеком. В этом прекрасном, нереальном и волшебном мире. Хью чувствовал себя по-настоящему счастливым. Он от всего сердца полюбил полеты.
Высоко в небе он мог по-настоящему думать, а не просто повторять эхом мысли других. По иронии судьбы, сегодня, в этот замечательный день, ему нужно было принять решение, которое, как он понимал, давно назрело. Решение, которое неизбежно причинит боль тем, кто так много ему дал.
Хью подождал, пока все гости разойдутся по домам, прежде чем поведать членам семьи о своих намерениях. Уже занималось утро, и они все собрались в небольшом обособленном рабочем кабинете в дальней части дома. Это была самая старая комната в здании, и ходило предание, что во времена, когда первый Хью Маккримон приехал, чтобы сделать Озарк своей империей, это была единственная комната в доме.
— Надеюсь, тебе понравился твой день рождения, сын, — Родерик сиял от радости, бродя по комнате. — Я полагаю, что могу говорить от имени всей семьи — мы получили большое удовольствие.
— Замечательный день, пап… — Хью заколебался, раздумывая, стоит ли именно сейчас разрушать мирную атмосферу и благодушие отца. — Но мне бы хотелось… кое-что сказать вам всем, что-то очень важное.
Родерик уже собрался сделать легкомысленное замечание, уж не идет ли речь о тайном венчании, но увидел выражение лица Хью. Отставив чашку с кофе, сенатор проговорил: