— Сегодня я — самая счастливая женщина во всей Шотландии — и самая удачливая. Кто еще может похвастаться тем, что под его крышей находятся такие симпатичные молодые люди?
Годы не повлияли на французский акцент Абигейл. Он был так же очарователен для уха, как и когда-то для Генри Росса в этом самом доме два десятилетия назад.
Тем же вечером, но немного позднее, они разговаривали о связях обеих семей с Гленелгом. Леди Кэмерон сообщила, что огромный дом в Ратагане когда-то принадлежал семейству Кэмеронов, добавив:
— Меня пригласили на церемонию открытия, когда он стал реабилитационным центром для военных во время прошедшей войны. О, это был волнующий момент.
— Тогда нас еще кое-что объединяет, — объявил Хью. — Именно мой отец убедил американское правительство выделить деньги, чтобы переделать дом в Ратагане под реабилитационный центр, после того как побывал здесь. А кто теперь владелец этого дома?
— Какой-то англичанин. Он жил тут некоторое время после окончания войны, но уже много лет не появлялся. Я полагаю, что дом в плачевном состоянии, наверное, таким и увидел его ваш отец. Это очень печально. Но сегодня не будем говорить о грустном. Сегодня — счастливый день. Самый счастливый, который у меня был с тех пор, как началась война. Пойдемте, я наняла самого лучшего повара приготовить вам торжественный обед — благодаря любезности одного человека из Гленелга, который прекрасный браконьер…
В течение двух дней молодые пилоты наслаждались спокойствием дома в Глен Мор, и все ужасы, которые они испытали в последние месяцы, отступили куда-то вдаль. Они изредка ходили на рыбалку, спали допоздна и в основном отдыхали, наслаждаясь роскошью, которой лишены были так долго.
Потом сэру Джеймсу прислали телеграмму, которая была доставлена ему домой пожилой почтальоншей на старинном велосипеде. Пренебрегая конфиденциальностью своей службы, женщина пересказала леди Кэмерон содержание, когда адресат еще не успел распечатать конверта.
Сэру Джеймсу было предписано вернуться немедленно в свою эскадрилью.
— Ты думаешь, нас хотят опять отправить на Юг? — спросил Хью, направляясь вслед за Джеймсом в дом.
— Я сомневаюсь. Если бы хотели, нас обоих бы отозвали.
— Верно, но в любом случае я поеду с тобой.
— Нет, ты не должен. Останься тут, составишь матери компанию, пока не закончится твой отпуск. Так будет лучше для нас обоих.
— Конечно, вы должны остаться. Если мне не удалось испортить отпуск Джеймсу, у меня будет возможность испортить ваш. Я потратила целое состояние, покупая на черном рынке продовольствие. Неужели вы позволите, чтобы эти деньги были выброшены на ветер?
Абигейл пыталась шуткой смягчить собственную боль, расставаясь со своим сыном снова и так быстро, но ей это плохо удалось. Хью почувствовал, что он должен из-за нее и из-за Джеймса остаться в домике в Глен Море до конца своего отпуска.
Когда эхо от выхлопов огромного «бентли» затихло в горах, окружающих долину, для Хью жизнь в доме стала гораздо спокойнее, однако он чувствовал себя до странности не в своей тарелке. Он думал, что ему следовало бы вернуться в эскадрилью со своим другом.
В последний день его пребывания в Глен Мор Абигейл сделала для Хью несколько сэндвичей, снабдила истрепанной картой местности и отправила наслаждаться одиночеством в окрестностях Гленелга.
Держа путь на восток по слабо заметной военной тропе, он скоро оказался окруженным красотой гор. Только парящий в высоте орел напомнил Хью о его участии в пожарище над Европой, угрожающим поглотить Великобританию.
На плоском уступе высокой, с крутыми склонами горы Хью перекусил сэндвичами и продолжил свою прогулку. Вскоре он очутился на каменистом берегу озера, которое, судя по карте, называлось озером Дьюих. Ратаган был неподалеку, и Хью отправился к дому, когда-то бывшему сердцем жизни на полуострове Гленелг и где было предрешено будущее семейства Маккримонов.
Дом, конечно, впечатлял, хотя несколько меньше, чем представлял себе Хью. И само здание, и сады имели печально заброшенный вид, но вместе с тем здесь, в этом месте, так тесно связанном с историей Гленелга, чувствовалось как будто какое-то ожидание — ожидание кого-то или чего-то. Это ощущение было так сильно, что Хью даже попробовал открыть дверь в желании убедиться, что дом действительно хочет, чтобы в него вошли.
Дверь оказалась незапертой. Войдя внутрь, Хью восхитился удивительным огромным камином, высокими окнами с витражами и резной лестницей, которая, изгибаясь, спускалась вниз в огромный зал передней. Он сразу же влюбился в комнаты и в вид из окон на озеро и горы, которые простирались в глубь страны, насколько хватало взгляда.