– Вы правы, – сознался я. – Терпеть не могу мегаполисы, мне куда ближе природа. Вообще, знаете, интересная история: когда я отправился в кругосветное путешествие – помните, я вам писал о нем? – мне было интересно понять, какое место в мире лучше всего подходит для спокойной жизни – в том ритме, который удобен именно мне. Такая у меня была мечта.
– Нашел? – спросил Томас, и в его голосе мне почудилась надежда.
– Для жизни – нет, ни одно не подошло. А вот мест, где я хотел бы находиться относительно долго – множество, и все они никак не связаны с большими городами. Кроме, разве что, Амстердама – но там я мечтал неделю-другую пожить на лодке, пришвартованной на одном из каналов. В остальном же это все какие-то природные уголки, где есть ощущение… покоя. Мне кажется, покой внутренний и покой внешний имеют жесткую привязку друг к другу. В Нью-Йорке, допустим, очень трудно в полной мере ощутить внутренний покой. То есть в нем постоянно какие-то улицы, проулки, дома, небоскребы, музеи, поворот налево, направо, люди, еще люди и опять…
– Не похоже на покой, согласен, – кивнул Бивитт.
– Ну, зато в Нью-Йорке, по крайней мере, заключена огромная мощь, огромная созидательная энергетика, что ли… Ты можешь гулять по Манхэттену часами, любуясь его устремленной в небо архитектурой, наблюдая за горожанами, и не чувствовать усталость, хотя прошел 20, а то и 25 километров… А есть города, которые, напротив, обладают настолько тревожной или напряженной аурой, что ты просто мечтаешь поскорей оттуда сбежать… Основное подобное впечатление оставила Пермь.
– Это в России? – наморщив лоб, припомнил Томас.
– Да! Я только туда заехал и сразу, буквально в один миг, понял, насколько это не мой город. Насколько это не мое все. Я искренне верю, что любое место создается поколениями. Не только природа создает – как, допустим, из Китая привезли растительность в Шотландию, и вот она за несколько столетий превратила эти места в то, что мы видим сегодня. Энергия городов – это, в первую очередь, энергия людей, которые там живут. Люди создают ту атмосферу, которую ощущают приезжие.
– Глубоко, – заметил Бивитт. – И, как мне кажется, очень точно.
Мы допили чай и некоторое время обсуждали балладу Томаса-Рифмача.
– Я его большой поклонник, – пылко заверил Бивитт, когда мы вспомнили все важные моменты из биографии лермонтовского пращура. – Поклонник этого образа. Мне хочется верить, что он действительно когда-то существовал, что была королева фей и что у них действительно была любовь. Такие истории добавляют мотивации жить дальше.
Он подался чуть вперед и, понизив голос, заговорщицким шепотом сообщил:
– Надеюсь, за мной тоже однажды придут волшебные олени и отведут меня в страну фей.
Пауза.
– Надеюсь, мама не слышала, что я это сказал.
Мы с Чижом расхохотались, и Бивитт тоже засмеялся.
– А вот, кстати, есть одна любопытная песня на этот счет… – сказал Томас и потянулся к гитаре.
Он прекрасно играл и пел, а, главное, очень любил это делать: с того момента, как инструмент попал хозяину в руки, он его практически не выпускал – лишь делал небольшие перерывы, чтобы промочить пересохшее горло. Незаметно наступил вечер, потом и ночь. Томас включил свет и разжег печь.
– Ночами тут бывает холодно, – заверил он.
Мы предупредили Женю, что вернемся завтра утром, и остались на ночь в домике для гостей, а Томас, как радушный хозяин, пообещал накормить нас вкуснейшим завтраком и отвезти на лодке обратно на пристань.
– Хороший дядька, – заметил Чиж, когда Бивитт уже оставил нас, а я уселся за дневник.
– Очень хороший, – согласился я.
– Если честно, пытался представить, что мы вот так же приехали бы в гости к русскому переводчику, – хмыкнул Чиж. – Сомневаюсь, что он так же радушно бы нас принял.
– Я, скорей, сомневаюсь, что у русского переводчика будет свой участок с домом и флигелем для гостей, – сказал я со вздохом.
Вадим помедлил, а потом тихо сказал:
– Выходит, славянофилы все-таки победили?
– Почему? – увлеченный дневником, не понял я.
– Ну как же? В стране до сих пор все решают царь и церковь…
– А. Ну да, – невесело согласился я. – И путь у нас действительно – особенный. Ни в одной другой стране такого не было.
– И не будет… – со вздохом докончил Чиж.
Мы замолчали, и я буквально ощутил тишину – настолько плотную, что ее, казалось, можно было пощупать.
Кто посещал вершины диких гор
В тот свежий час, когда садится день,
На западе светило видит взор