– Да, все о'кей. – Скотт мотнул головой в сторону ремонтного участка. – Механики все расскажут.
Найти мой байк оказалось легко – «Харлею» не так-то просто затеряться среди «Триумфов».
– Ну что, как он? – спросил я у подошедшего механика – одного из тех, с кем обсуждал поломку несколько дней назад.
– Позвонили электрику, нашли замыкание проводки, – вытирая руки тряпкой, ответил мастер. – Заизолировали участок цепи, который коротил. Ехать можно, но дома лучше проверить коробку и стартер.
– Благодарю.
Усевшись на мотоцикл, я сразу ощутил это подзабытое за последние дни чувство комфортной посадки в седле и нажал кнопку запуска стартера. К моей радости, он не взревел раненым зверем – лишь привычный звук харлеевского движка «потейто-потейто-потейто» ласкал слух: байк словно благодарил меня за облегчение страданий.
– Прекрасно, – сказал я, заглушив двигатель. – Сколько я вам должен?
– Разве что несколько ароматных сигар, – расплывшись в улыбке, ответил механик. – А так – благотворительность «Триумфа» для твоего «Харлика».
Его товарищи с хитрыми гримасами обступили наш мотоцикл.
– Как приятно, парни, спасибо, – поблагодарил я и незамедлительно полез в кофр за «дарами».
Полчаса спустя мы, распрощавшись со Скоттом и остальными, покинули салон. Отзывчивые парни из дружной семьи «Триумфа» и магазин Jeffrey st. Whisky and Tobacco – то немногое хорошее, что мне запомнилось в Эдинбурге.
Впереди нас с Чижом ждал порт Ньюкасла и паром до Амстердама.
Путешествие по Шотландии подходило к своему концу.
ЭПИЛОГ
2018
– Ну что, круг замкнулся? – спросил Чиж.
Мы снова брели по грунтовой дороге к парковке от ворот усадьбы Середниково. Была уже ранняя осень, усталое солнце укрылось одеялом из облаков, и поэтому фасад дома Столыпиных не казался таким величественным, как прежде.
– Да, пожалуй, – кивнул я. – Где начали, там и закончили.
Возвращение в Середниково получилось скорей формальным, чем информативным: мы снова выпили чаю с Михаилом Юрьевичем, вкратце рассказали о поездке и спросили, как ему понравился перевод поэмы «1831 июня 11 дня».
– Сказать по правде, я не считаю себя большим спецом в языке, чтобы оценивать подобный труд, – признался Лермонтов. – Но Маша Королева писала, что перевод отличный, а я ей в вопросах такого рода полностью доверяю.
После этого Михаилу Юрьевичу позвонили, и он, сославшись на дела, с нами распрощался.
– Вообще ему, конечно, не позавидуешь, – заметил я. – Постоянные банкеты, свадьбы, квесты – только чтобы поддерживать усадьбу в относительном порядке: от государства же помощи не дождешься.
– Да уж, странно получается, – сказал Чиж, закуривая сигарету. – Лермонтов – во всех учебниках, его стихи учат наизусть, цитируют… но никому нет дела до фонда «Лермонтовское наследие» и усадьбы, где гений начал творить.
Я кивнул, а потом спросил:
– А почему ты сегодня со мной вызвался поехать?
– А что, не должен был? – прищурился Вадим.
– Ну, я ж знаю, что тебе не особо интересны были Лермонты и все их замки, – с улыбкой произнес я. – А здесь мы, тем более, уже были…
– Ну, а тебе не особо интересны кабачки и дегустации виски, – хмыкнул Чиж. – И что ж теперь? Я, как и ты, стараюсь искать позитив во всем, что со мной происходит. И находил его.
Он шумно затянулся и, выпустив в небо облако сизого дыма, добавил:
– Мне все понравилось, Макс. От и до. Новые впечатления, новые места. А Бивитт? Помнишь, как он пел?
– Томас пел мощно, – согласился я.
– Угу… В общем, за месяц впечатление не изменилось – классно прокатились. Я бы еще куда-нибудь съездил, если позовешь…
– Позову обязательно, – с улыбкой ответил я. – Даже не сомневайся.
Чиж протянул мне руку:
– Ладно, Макс. Раз мы тут так быстро закончили, съезжу по делам. Как раз успею заскочить в пару мест…
– Давай, Вадик. До встречи и удачи.
Распрощавшись, мы побрели в разные стороны – к своим машинам.
– Да, кстати!.. – на полпути спохватился Чиж.
Я оглянулся.
– Я тут на одном сайте вычитал, что у Лермонтова был 39-й размер ноги. Он очень из-за этого комплексовал и потому всегда брал обувь чуть больше, чтобы не выглядеть нелепо.
– Ну… интересно, – неуверенно пожал плечами я. – Если это правда, конечно…
– А в другом месте, – будто не слыша меня, продолжил Вадик, – было сказано, что у Лермонтова – 45-й. И он, опять же, переживал из-за этого, а потому носил обувь меньшего размера. А самое смешное, что на обоих сайтах скверный характер Лермонтова объясняли в том числе и тем, что он носил сапоги не по ноге.