Я пыталась убедить себя, что, возможно, ошибаюсь, но знала, что это не так. Толпа бушует с такой силой лишь когда видит чью-то смерть.
Внезапно раздался другой звук. Настоящий утробный рык. Не львиный, это был рев человека, заглушающий буйство публики. Рев боли. Рев гнева. Он длился вечность.
Думаю, Эммануила нарочно не спешили уводить с арены потому, что для Чистых это было дополнительным развлечением. Похоже, они получали истинное удовольствие от того, что стали свидетелями такого неподдельного животного горя.
Когда в конце концов охранники вытолкнули Эммануила в коридор, тот уже и сам как будто умер внутри и лежал, свернувшись калачиком на полу. Я опустилась на корточки с ним рядом. Никогда не забуду выражения его лица, когда он посмотрел на меня.
— Они разорвали ее на куски, — произнес он. — Меня заставили наблюдать из клетки за ее смертью.
Он разрыдался.
Я тоже плакала. Но затем пришел Сильвио со своим хлыстом и заставил меня отправиться к лестнице. Я была вынуждена подняться наверх и выступать перед теми, кто только что, беснуясь, наблюдал за смертью моей подруги, которую львы растерзали насмерть.
Умоляю, пусть это никогда больше не повторится. Она была слишком молода.
Оркестр играет снова, и крики толпы, перемешавшиеся с громовым топотом ног говорят мне, что представление закончилось. Я с великим облегчением вижу, как Эммануил и Кейт проходят через двери арены и устало бредут ко мне.
У нас почти нет времени на разговоры, но мы быстро обнимаемся. Это объятие, которое говорит: «Я рада, что вам повезло». Объятие, которое говорит: «Надеюсь, тебе тоже повезет». Объятие, которое говорит: «Вы здесь не одиноки».
Где-то глубоко во мне возникает чувство обреченности с предательской искоркой возбуждения. А еще глубже затаилась уверенность, что сегодня непременно произойдет что-то важное и все изменится.
Внезапно с арены доносятся ликующие возгласы. Что же там происходит?
— Они сегодня в полном восторге, — поясняет Эммануил. — Присутствуют особо важные персоны, так что будь осторожна. Похоже, Сильвио пообещал им небывалое зрелище. Он точно не обрадуется, что мы остались живы.
— А кто там? — спрашиваю я.
— Вивьен Бейнс.
Мое сердце проваливается в пустоту. Вивьен Бейнс: министр по контролю за Отбросами.
Мы редко получаем доступ к газетам или Интернету Чистых, но в стране нет такого Отброса, который бы не пылал ненавистью к Вивьен Бейнс, который не желал бы ей смерти. По ночам мы испуганным шепотом обмениваемся слухами о ней: Вивьен Бейнс издала еще один указ, Вивьен Бейнс произнесла новую речь, Вивьен Бейнс идет на повышение.
Она — тот самый человек, которому платят кучу денег за изобретение новых способов пыток и унижения. Человек, который руководит пропагандой, внушая Чистым, что мы не люди, а грязные и злобные исчадия ада. Человек, который «контролирует численность». Похоже, она будет участвовать в следующих выборах, — как раз в тот момент, когда мы решили, что хуже, чем сейчас, уже быть не может.
Почему она здесь? Обычно она издает свои указы издалека. Вряд ли ей нравится осквернять свое тело нашим присутствием.
Ненависть проникает во все клетки моего тела. Сегодня я ни за что не умру. Не доставлю ей такого удовольствия. Пусть даже не надеется!
Бен
Как только львы и артисты покидают арену, объявляют короткий антракт, пока идет подготовка к следующему номеру. Толпа зрителей под нами приходит в движение. Люди становятся в очередь за напитками и закусками или отправляются в уборную. Повсюду царит гул голосов, народ возбужденно обсуждает номер. Все это так непривычно, и, если честно, я тоже взволнован, но мне нехорошо. Я подавлен и встревожен ожиданием следующих выступлений.
Сильвио Сабатини снова проходит через всю арену и поднимается по лестнице к нашей ложе. На него падает луч прожектора, и публика снизу устремляет на него любопытные взгляды.
Всем интересно узнать, что он будет делать дальше. Телекамера поворачивается к нам объективом и берет крупным планом мою мать. Ее лицо тотчас появляется на больших экранах в обоих концах зала.
Фрэнсис взволнованно указывает на нее, наклоняется ближе, и, ухмыляясь, показывает на себя пальцем. Мать безмятежно улыбается и элегантно машет рукой толпе зрителей внизу. Там поднимается шум. Зал буквально гудит от присутствия моей матери. Наши охранники немного подаются вперед, внимательно наблюдая за Сабатини, который приближается к нашим местам.