«Теперь с тренером говорю – есть выгодное предложение. Я сейчаааас…»
Я кивнула, но тут же набрала номер такси. У меня не было сил оставаться тут ни минуты, но машина подъехала не сразу. На кухне в это время Мишка протирал пол шваброй, так нелепо и несуразно. Никто ему не помогал… Мои одноклассники танцевали, музыка громыхала, цветные огни переливались, все было так, словно ничего не случилось и это казалось еще ужаснее, еще непримиримее.
Я села в такси и вернулась домой. По дороге на ватс ап приходили сообщения от Юры:
«Ты почему уехала? Что случилось? Я тебя обидел? Ты обиделась? Это из-за того, что я ушел? Алена, пойми, это моя жизнь, спорт. Этот звонок был важен…Не глупи, ответь. Нам ведь было хорошо. Давай я завтра приду к тебе?»
Я ответила лишь: «Все хорошо. Я просто устала. Завтра позвоню». Домой я поднималась так, словно меня накололи обезболивающим, тела своего я не чувствовала вообще. В висках лишь пульсировал вопрос: «А что дальше? Его просто закопают… и мама будет его искать и надеяться?» И все… вот так глупо закончилась его жизнь, и он никогда не станет тем, кем хотел и ничего нам не докажет. Он так и останется мальчиком, которого стучали по темечку, которого раздели в мороз на смех… и который сбежал… Его запомнят, как труса, неотомщенного, рассерженного и злого. Его запомнят, как сына технички и десантника-пропойцы. И он не вырастет из этого образа никогда.
Мама пила кофе на кухне, она вышла ко мне, мы встретились глазами, она спросила что случилось. Мама редко была участливой, но сегодня, к моему удивлению, она обратилась ко мне и я почувствовала в ее голосе волнение:
«Милая? Что такое?»
… и я рассказала ей обо всем. Вот так села перед ней, зарыдала и вывалила все, как было, в мельчайших подробностях. Мама долго молчала, вся испуганная и побелевшая, гладила меня по руке, потом заплакала вместе со мной и сказала:
«Милая моя девочка, я понимаю, что тебе сейчас очень тяжело. Но лучше никуда не ходить, ничего не рассказывать. Ты же понимаешь… что может произойти, если ты скажешь как было все на самом деле? Ты знаешь, что Езуфова боится пол-Москвы. Он очень влиятельный человек. У него очень много денег, больше, чем у многих из нас, вместе взятых. Мы не сможем ему противостоять. Я дам тебе сейчас снотворное и ты пойдешь спать. А завтра мы поговорим еще – хорошо, дорогая?»
Поговорим еще, мама, конечно, поговорим. От наших разговоров мне через время станет легче. Это неизбежно. Но наши разговоры ничего не изменят. Честные люди так и будут ждать честности от других и это всегда будет их проблемой. Шоу будет продолжаться. И каждый в этом шоу будет играть отведенную ему роль.
Беседы о важном. Продолжение.
О маленькой женщине с большой душой
Я знаю людей, в которых заключена целая вселенная, необъятная. Но доставать ее оттуда не торопятся. Чтобы не сойти с ума. Патрик Зюскинд
С моей интервьюируемой мы встречаемся на улице. Ее зовут Адриана, и она больна редким генетическим заболеванием – ахондроплазией. Проще говоря, карликовостью. Она сидит передо мной в инвалидном кресле: маленькая, светловолосая, с ухоженным лицом, в очках из толстых стекол. Я захотела написать о ней, потому что прежде не видела таких искрящихся людей. Вот правда – она, словно светлячок, излучала тепло. Хотелось с ней сесть и говорить часами. Я звала Адриану в гости, но она не смогла прийти. Я живу на третьем этаже, и подняться на инвалидном кресле ко мне проблематично. Нет пандусов и лифта. У меня нет ощущения, что передо мной – инвалид. Меня не смущает ни широкое кресло, ни короткие конечности. Я просто не вижу этого. Я вижу человека, открытого для диалога.
О непохожести на других
Я чувствую себя с Адрианой на равных. Но все же задаю логичный вопрос:
«Ты помнишь, когда впервые осознала, что ты не похожа на других?»
«Мне было лет 5. Как-то мы играли в догонялки, все дети во дворе резко побежали, и я побежала за ними. И тут я остановилась и поняла, что не успеваю, не могу бежать также быстро. Большие мальчишки всегда хотели меня обидеть, толкнуть, сказать что-то дерзкое. Потом осознание моей непохожести только усиливалось. Когда к нам домой приходили друзья, родители предлагали поиграть в другой комнате. Они просили меня не выходить, пока гости не уйдут. Тогда я не понимала этих просьб. Потом я поняла, что они просто меня стеснялись».
«Родители поддерживали тебя?»
«Нет, папа и мама особо не занимались мной, они были заняты своими взаимоотношениями. Без конца скандалили. Только бабушка – мамина мама – меня ласкала и жалела. Обнимая меня, она всегда грустно вздыхала, смотрела на меня с нежностью. Потом долго переживала за мое будущее, огорчалась моим слезам, радовалась успехам. Она умерла в 84, когда я уже была взрослой. Она видела, что я работаю и могу себя обеспечивать. Думаю, когда она умирала, ее душа была спокойна за меня».