- Надеюсь, ты не возражаешь, что я просто, знаешь ли, вошла вот так.
Он пожал плечами.
Да, он определенно выглядел иначе. Что-то было в его глазах. Они казались такими круглыми и на удивление настороженными, как будто, может быть, он находился под кайфом. Не Дэйви...
- Ну, - сказала она, - как ты?
- Хорошо, – наконец-то он сдвинулся с места, выйдя из дверного проема. – А ты?
- Отлично, - oна направилась к нему, чтобы пройти в спальню за туфлями.
- Твоя губа... - oн сглотнул и отвернулся от нее, как будто ему было стыдно. – Она разбита.
Она ничего не сказала, подошла к шкафу и пошарила внутри, пока не нашла туфли.
- У тебя есть сумка или что-то в этом роде?
Бет услышала, как он пошел на кухню и вышел оттуда с коричневым бумажным пакетом, после чего она запихнула в него обувь.
- Не видел мое зеркальце? - спросила она.
Дэйви снова отвернулся; он выглядел нервным, может быть, даже немного напуганным.
- Нет, не видел. Посмотри в ванной.
Бет положила руки ему на плечи и услышала, как он резко вздохнул.
- Дэйви, что случилось? - спросила она более резким тоном, чем хотела.
Он стоял к ней спиной, некоторое время склонив голову. Затем выпрямился и поднес руку ко рту.
- Ты приятно пахнешь, - произнес он.
Бет улыбнулась. Он не так уж сильно изменился.
- Спасибо.
Она вошла в ванную и, немного поискав, нашла зеркало в задней части ящика слева от раковины. На самом деле оно было довольно уродливым; с золотой ручкой и резной рамкой с четырьмя блестящими стразами вокруг стекла. Однако она хотела его забрать вовсе не из-за внешнего вида. Бет положила зеркало в пакет и вернулась в гостиную.
- Ты снова живешь с Винсом, не так ли? - спросил Дэйви, по-прежнему не глядя на нее.
- Да. Во всяком случае, на какое-то время, - солгала она. - Квартира довольно просторная, так что, знаешь, мне не обязательно быть с ним все время. Не лучший район. Это на Авеню "C" около Четырнадцатой улицы, но довольно милое. Я имею в виду здание. Дом из красного кирпича, вроде бы захудалый, но... о, я не знаю.
- Он ударил тебя.
Бет прикоснулась к своей слегка опухшей губе.
- Я наткнулась на дверь.
- Он ударил тебя.
Она направилась к выходу.
- Ладно, он меня ударил, и что? Может, мне время от времени нужна взбучка, понимаешь? Может быть, если бы ты устроил мне ее хотя бы один раз, я бы сейчас все еще жила с тобой! - oна тут же пожалела о своих словах и повернулась к нему. - Дэйви, извини, я не должна была этого говорить. Я не хочу, чтобы ты думал...
Дэйви обернулся, и выражение его лица оборвало поток слов Бет. Его губы были плотно сжаты, а зубы стиснуты. Ноздри раздувались, а голова слегка выгнулась вперед, будто он нюхал воздух.
- Тебе пора идти, - тихо произнес он тоном, которого она никогда раньше не слышала.
Не злым, не обиженным, а угрожающим.
- Хорошо, - сказала она, - я уйду, но я просто хочу, чтобы ты знал, что...
- Уходи, - прошептал он.
- Господи, Дэйви, что случилось, ты выглядишь так, будто сейчас потеряешь сознание.
Она шагнула к нему, ожидая, что он вот-вот рухнет, но Дэйви быстро сделал шаг назад.
- Пожалуйста, Бет, - выговорил он, и на мгновение старый Дэйви вернулся, глаза маленького мальчика мягко посмотрели на нее.
Но только на мгновение.
Мягкость покинула его лицо, рот широко раскрылся, и он отвернулся от Бет. На полсекунды ей показалось, что она увидела что-то необычное в его зубах, однако теперь он был расположен к ней спиной, направляясь на негнущихся ногах к спальне.
- Пожалуйста, просто уйди сейчас, Бет! - отрезал он.
Он захлопнул дверь за собой, и ей показалось, что она услышала его всхлипывание по другую сторону.
Бет закатала верх пакета и вышла из квартиры. В коридоре она изо всех сил пыталась сдержать слезы, не обращая внимания на неприятное чувство вины, разливающееся в животе.
- Прости, Дэйви, - выдохнула она, направляясь к лестнице.
* * *
Уолтеру Бенедеку не хотелось пробуждаться от комфортного сна без сновидений, поэтому, когда матрас под ним слегка зашевелился, он перевернулся и снова задремал.
Убедить Джеки поверить в его историю оказалось нелегко, но Уолтер приложил все усилия. Отсутствие чего-то, что можно увидеть или даже потрогать, не облегчало его задачу; Джеки была упрямой и не хотела убеждаться в чем-либо без веских доказательств. В конце концов на нее произвело действие то, что Бенедек сам обладал подобным же скептицизмом. После этого ее неверие медленно сменилось страхом. Пока Бенедек рассказывал ей о событиях последних трех дней, они сидели на кровати. По мере его повествования, Уолтер и Джеки сдвигались все ближе и ближе друг к другу, пока их руки не соприкоснулись.
- Ты весь дрожишь, Уолтер, - сказала она.
- Это потому, что я в ужасе. Я уверен, что они уже нашли Вернона. Они узнают, что я сделал это с ним, и придут за мной. И за тобой.
После этого она посмотрела на него с тем суровым выражением лица, которое принимала всякий раз, когда ей приходилось что-либо преодолевать: избыток боли, работы, информации.
- Тогда давай сделаем так, чтобы они держались подальше отсюда, - сказала она ему. - Я помогу тебе.
Вместе они обработали чесноком все окна и даже дверь квартиры.
После этого Джеки, которую уже тошнило от запаха чеснока, приняла ванну с пеной. Бенедек присоединился к ней. Они просидели в теплой воде почти час, скрестив ноги, Бенедек неторопливо курил, Джеки выпила бренди немного больше, чем обычно. Выйдя, они осторожно вытерли друг друга, а затем отправились в постель, где впервые за продолжительное время занялись неторопливой размеренной любовью.
Лежа рядом друг с другом, они погрузились в глубокий крепкий сон.
До тех пор, пока матрас не пошевелился и Бенедек не заерзал, пытаясь снова заснуть.
До тех пор, пока не раздался шепот...
Бенедек всхрапнул, постепенно всплывая на поверхность сна.
Это был голос Джеки.
Что-то издавало тяжелый скользящий звук.
Бенедек открыл глаза и прищурился.
Джеки отодвигала ставню окна.
- Что, дорогая, - хрипло пробормотал он. – Что происходит?
Две руки прижимались к оконному стеклу, когда Джеки поднимала его, но что-то было не так, потому что руки находились за окном, а этого просто не могло быть, потому что их квартира располагалась на восемнадцатом этаже.
Джеки неподвижно стояла у окна в короткой тонкой ночной рубашке.
- Джеки? - рявкнул Бенедек, его сонливость быстро растаяла, когда он сел на кровати.
Затем он увидел лицо за окном, улыбающееся лицо, которое, казалось, слегка покачивалось в тумане, его глаза терялись в глубоких тенях: Седрик Паласиос.
Возможно, это был кошмар, потому что он внезапно обнаружил, что двигаться почти невозможно, как будто он бредет по пояс в воде.
- Джеки, отойди от окна! - крикнул он, но она, казалось, его не слышала.
Джеки полностью приподняла окно, и руки Седрика Паласиоса вытянулись вперед, словно собираясь обнять ее...
- Боже, Джеки, давааай!
Его ноги казались неуклюжими, негнущимися и онемевшими, как будто к нижней части его тела прикрепили два ствола деревьев.
Но затем внезапно руки одернулись, Паласиос издал болезненный стон и его вырвало, когда он попятился от окна, по-прежнему не отрывая взгляда от Джеки.
Чеснок, - подумал Бенедек, - он действует, слава богу, он действует!
Она не отходила от окна, как бы громко Бенедек ни кричал:
- Джеки, отойди, отойди!
И Бенедек знал, что она не слышала его, она слышала что-то другое, то, что Седрик Паласиос беззвучно говорил ей, потому что, если бы Джеки понимала, что делает, она никогда не осталась бы стоять у того окна.
Он попытался броситься к ней, оттолкнуть от тех длинных могучих рук, которые тянулись через окно, проскользнули под руки Джеки и начали вытаскивать ее из комнаты, пока ее ноги не оказались свисающими из окна, и то, что беспокоило Бенедека больше всего, он знал, что запомнит наиболее ярко об этом моменте на всю оставшуюся жизнь, было то, что ее ноги не брыкались, они просто безвольно свисали с подоконника, ускользая, как веревки, через борт лодки, когда их тянет вниз якорь, падающий на глубокое темное дно. Бенедек резко бросился вперед, вытянув руки, намереваясь схватить ее за лодыжки, но ноги продолжали двигаться, и его пальцы только задели икры Джеки, на мгновение коснулись ее кожи, ощутив легкую щетинку небритых волосиков, такое приятное, безопасное, знакомое чувство, которое, он знал, никогда больше не испытает, кроме как в своей памяти, последнее впечатление от Джеки Ласло, потому что она ушла, она была в объятиях Седрика Паласиоса в воздухе на высоте восемнадцатого этажа, и Паласиос улыбался, крепко прижимая ее к своей груди, а, когда ее руки обвились вокруг него, он сказал голосом, таким же плавным, как движение змеи:
- Чеснок. Ты очень умный человек.
Все еще лежа на полу, Бенедек хотел выкрикнуть имя Джеки, чтобы заставить ее выйти из ступора, в котором она пребывала, но не смог, его горло сжалось от ярости и ужаса, от осознания того, что Седрик Паласиос, вероятно, будет последним человеком - последним существом - когда-либо державшим Джеки в ее жизни, и он мог только наблюдать, как их поглотит ночь.
- Может быть, слишком умный, а? - усмехнулся Паласиос.