Странно, что именно в такие минуты в моем мозгу с какой-то космической скоростью носятся мысли о моей прошлой жизни и о том, как я выкарабкивалась из самых сложных ситуаций только на вере в свои силы. Вот и сейчас, несмотря ни на что, я верю, что справлюсь. Только потяну на себя дверцу автомобиля со стороны водителя…
Дверца открывается легко, и тело сидящего за рулем мужчины начинает вываливаться наружу. Я успеваю подхватить его, отмечая, что он слишком тяжел для того, чтобы я попыталась его из-за этого руля извлечь. Кое-как усадив неподвижное тело на сиденье, я первым делом решаю разобраться, жив водитель или нет. Вот ведь какая ерунда. Оказывается, я забыла, как это делать — определять, есть пульс у человека или нет? Потому и притрагиваюсь пальцами к его шее — так делают герои американских фильмов — и обнаруживаю слабое биение. Значит, еще жив! И я звоню в «Скорую помощь» со словами:
— Срочно приезжайте, мужчине плохо!
— Фамилия? — привычно спрашивают меня в трубке.
— Да откуда я знаю! На перекрестке улиц Мира и Когана стоит машина, а в ней сидит этот мужчина, который, кажется, еще жив.
— А если мертв?
— Так кто будет в этом убеждаться: я или вы? У меня, между прочим, в машине двое детей, и я не могу стоять здесь под дождем, изображая собой скульптуру скорбящей матери!
Черт меня понес! Вечно ищу приключений на свою…
— Подождите! — забеспокоились в трубке. — К вам выезжает кардиобригада.
— А чего мне ждать? Я все равно не знаю, кто это, и ничего не смогу вашей бригаде рассказать, кроме того, что просто ехала мимо.
— Так положено, — строго говорят мне.
И я остаюсь. Только опять перехожу на другую сторону и сажусь в свою машину. Когда, в самом деле, эти врачи приедут!
— Мама, — спрашивает с заднего сиденья Мишка, — а почему мы не едем?
— «Скорую помощь» ждем, — вздыхаю я.
Сын опять затихает, привычно придерживая рукой своего товарища, который во сне все норовит сползти с сиденья вниз. Михаил Лавров. У него фамилия отца, а я при разводе взяла свою девичью — Павловская.
Интересно, что в станичной школе, где я училась, мои учителя, вызывая меня по журналу, делали ударение на первом слоге, а в институте — на втором.
— Ванесса Павловская! — с восхищением повторял некто Евгений Лавров, ставший впоследствии моим мужем. — Отлично звучит.
Но потом, когда поднялся вопрос о перемене моей фамилии, стал настаивать, чтобы я взяла его — Лаврова.
— Тоже не последняя фамилия в Москве, — хвастался он.
— А у нас в крае — фамилия как фамилия. Лавровых полно. Как и лаврового листа, который везут к нам из Абхазии мешками…
Любила я приколоться над Женькой, уж слишком он носился то со своей московской пропиской, то с фамилией, то с мамашей, которая была дочерью "…той самой, — он закатывал глаза, — Лавровой".
Ту самую я видела в своей жизни всего лишь один раз и, надеюсь, последний. Наша встреча произвела на меня неизгладимое впечатление. Даже сейчас я иной раз просыпаюсь среди ночи в холодном поту и спрашиваю себя: почему я, вместо того чтобы отбрить ее, убрать с холеной физиономии презрительное выражение, что-то бекала-мекала и позволяла ей вести свою партию так, как заблагорассудится? Позволяла смешать себя с грязью, поселить в моей душе неуверенность в собственной значимости на всю оставшуюся жизнь! Шесть лет с той поры прошло, а я все не могу избавиться от мысли, что только один этот мой поступок бросил тень на мое доброе имя на вечные времена. По крайней мере все эти шесть лет я отчетливо помнила…
Меня приводит в себя звук сирены. Подъехала «скорая помощь». Я опять выхожу из машины…
Врачи действуют быстро. Определяют:
— Жив!
И быстро грузят мужчину на носилки.
— Скажите свою фамилию, — не столько говорит, сколько требует молодой врач, не без интереса посматривая на меня.
Я сую ему в руки визитку и иду к своей машине.
— Возможно, нам придется сообщить в милицию, — кричит он мне вслед.
Мой сын опять спрашивает:
— Теперь поедем?
— Поедем, — говорю я. Объяснять ребенку, отчего мы здесь торчим, не хочется.
Не станешь же в самом деле сожалеть, что помогла человеку. Может, его еще спасут…
«Лянчия» Кати въезжает во двор почти одновременно со мной, и она переносит спящего Димку в свою машину, пока я держу над ними зонт.