Выбрать главу

Речь его становилась все бессмысленней, лицо побледнело, и на коже выступили огромные капли пота, как смола на свежесрубленном сосновом пеньке.

Потом тело начали корчить судороги.

- Я не могу тебе помочь! - в истерике крикнула Маша.

Собака смотрела на них огромными карими полными ужаса глазами.

СОВА ВОВСЕ НЕ ТО, ЧЕМ КАЖЕТСЯ НОЧЬЮ

Маша сидела на нем верхом и лупила по щекам.

- Не засыпай, слышишь! - кричала она Николаю, - Не отключайся.

- Х-холодно, - проговорил он сквозь стучавшие зубы. - Прекрати. Больно.

- Это мне больно, - она снова врезала по щеке, заметив, что он закрывает глаза. - Прямо как ладонь ошпарила.

- Прекрати, - наконец, он поймал ее руку, занесенную для очередной пощечины. - И вообще, слезь с меня. Ты тяжелая.

- Наконец-то, - Маша вздохнула. - Сможешь сам встать и перебраться на диван?

- Попробую.

- На твоем месте я бы больше не экспериментировала с дозой. Еще немного, и ты мог бы - тю-тю, - она помахала рукой, словно прощаясь.

- Мужики, которые этим угостили, не спрашивали моего мнения.

- Хочешь сказать, кто-то накачал тебя наркотиками? Зачем?

- Да слезь ты с меня!

- Первый мужчина, который меня об этом сам попросил, - она нашла в себе силы засмеяться. - Рассказывай, что с тобой случилось? У тебя сердце как, ничего? Чашку крепкого кофе выдержит?

- Какие-то люди - не видел их лиц... Сначала прижигали кожу, а потом решили попробовать наркотики, чтобы развязать язык.

- Тебя пытали? - глаза у Маши округлились.

- Расстегни рубашку, - попросил он.

- Боже мой, - Маша отшатнулась, увидев следы ожогов. - Надо чем-то смазать...

- Мне холодно, - жалобно простонал Николай.

Его и в самом деле била крупная дрожь.

- Но... - Маша стащила с дивана покрывало и набросила сверху.

- Холодно, - простонал Николай.

Лицо его приобретало синеватый оттенок.

- Сейчас, - она бросилась вглубь коттеджа и вернулась с одеялом и подушкой. Все это она навалила сверху на Николая, но его трясло так, что позвякивали друг о друга бокалы в серванте.

- Не знаю, не знаю, что делать, - Маша металась по даче. - где-то должен быть обогреватель...

- Есть одно верное средство, - вдруг сообщил Николай из под груды наваленных на него теплых вещей. - Если человек не может согреться сам... Любая медсестра знает этот способ...

- Но я же не медсестра, - Маша растеряно остановилась посреди комнаты.

- Чисто в медицинских целях, - глухо сообщил Николай. - Вроде тех пощечин, которые ты мне влепила.

- Тогда... я выключу свет, - она почувствовала, что теперь уже сама стучит зубами. - Но ты все равно закрой глаза.

Второпях она стянула узкие джинсы, потому что ей показалось, что они будут только мешать. Хоть и в темноте, высунув из-под одеяла голову, Николай разглядел, что нижнего белья под брюками не оказалось. Он мог бы предложить ей носить значок с надписью:

"МЕЖДУ МНОЙ И МОИМИ ДЖИНСАМИ НИЧЕГО ЛИЧНОГО"

Маша отбросила одежду в сторону и направилась, осторожно ступая босыми ступнями по крашеным доскам пола, к мужчине, и опустилась рядом с ним на колени.

- Что я делаю, а? - пробормотала она и тут же почувствовала, как горячая твердая ладонь сжала ее бедро.

- Так мы не договаривались, - слабо запротестовала.

Руки принялись гладить ее, казалось, это был целый десяток рук. С внешней поверхности бедра ладони переместились внутрь, она почувствовала, и вот уже пришлось собрать всю волю, чтобы не застонать от возбуждения. Она продолжала сидеть на коленях, чуть откинувшись назад и опираясь на руки. Она чувствовала себя сфинксом с телом зверя и женщины одновременно.

Мужчина на мгновение оставил ее в покое и быстро разделся сам. Потом снова приблизился и нежно провел пальцем по рубчику, оставленном на животе ремнем джинсов.

Теперь он сидел напротив нее, практически в такой же позе, только если Маша опиралась позади ладонями об пол, его руки были заняты ее телом.

- Это безумие, - прошептала она. - Наконец-то догадалась, - ответил он изменившимся голосом.

Обхватив ее за плечи, он притянул к себе, и Маша обвила руками его шею. В лунном свете, пробивавшимся сквозь стеклышки террасы, их тела, одно гибкое, женственное, словно древний сосуд-амфора, другое - мускулистое, покрытое шрамами - вдруг стали похожи на сцепившихся в смертельной схватке хищных зверей.

Маша удивилась, какими нежными и одновременно торопливым он оказался.

- Нет! - вдруг крикнула она, оттолкнув партнера. - Я не могу.

Лицо у Николая стало как у обиженного ребенка.

- Пойми, - она обеими руками притянула голову мужчины к себе, и, хотя кроме них двоих никого не было, начала шептать ему на ухо, касаясь горячими губами.

- Ни фига себе, - сказал Николай громко. - Этого, пожалуй, никто не предвидел. А уж Ники - тем более.

- Мне двадцать лет, - сказала Маша громко. - И я хочу ребенка. Инстинкт? А мне - наплевать.

- А если бы раньше ты познакомилась со мной, а не с Ники?

- спросил Николай.

- Чего об этом говорить? - Маша пожала голыми плечами. - Тем более, вы одного поля ягодки.

- Ну, ягодка у нас ты, - Николай делано засмеялся.

- Еще какая, - она улыбнулась в ответ. - Не злись на меня, ладно? Так получилось.

- Я не могу на тебя злиться. Ты мне нравишься. А я тебе?

- Да, - твердо ответила она и отвернулась, чтобы не видеть в это мгновение его лицо, потому что хоть электрический свет и был погашен, но даже отражения Луны казалось чересчур. - И учти, ты заставил меня ответить на этот вопрос.

- У меня такое ощущение, - вздохнул Николай, - что в этой жизни кто-то живет вместо меня.

Маша продолжала обнимать его, когда он, согревшись, уже уснул, свернувшись калачиком. Потом она выбралась из под одеял и, перешагнув через смущенную собаку, отправилась в летний душ.

Там она долго плескалась, что-то напевая.

* * *

- Что это?

Спавшая до этого на полу собака в темноте подняла голову.

Маша заметила это и затаила дыхание, чтобы ничего не мешало прислушиваться. Наконец, и до нее дошло.

Кто-то стоял под самым окном.

Человек старался вести себя как можно тише, только один раз под подошвами ботинок скрипнул песок.

Николай остался там, на террасе. Между ними - две двери. Собака - рядом. Но она только называется ротвейлером, а по сути - взбаломошное существо, в жизни ни на кого не покусившееся.