Чепурной закончил разговор и уверил Лученко: Гарик Дрозд в их распоряжении. Хотя и придется отстегнуть немалую сумму.
— Смотрите, — добавил он, — как бы мы с вами не спровоцировали ваших невинных музейных овечек! Ведь человек-собака своими действиями может вынудить даже мирного обывателя… Часто у меня самого при лицезрении Гарика возникает желание дать ему по башке! А если бы я еще был искусствоведом! О! Могу себе представить, что бы я сделал с осквернителем святынь.
— Но ведь вы этого не делаете, — усмехнулась Вера. — Потому что у вас хорошо работают тормоза.
— Какие такие тормоза?
— Гены, воспитание, религиозность, общая культура, да многое. Чем отличается не-преступник от преступника? He-убийца от убийцы? Очень просто: первый может думать об этом, воображать сколько угодно, но не делает. Просто не сможет убить, рука не поднимется. А преступник — делает это. Тем более трижды переступивший черту — он уже обнаглел и тормозов не имеет! Так, с теорией мы закончили. Теперь давайте поскорее перейдем к практике.
Сотрудники массового отдела развлекались у книги отзывов музея. В ней кто-то откопал давнюю запись: «Какое безобразие! Понавывешивали голых баб! И не стыдно! Ладно телевидение и кино, рассадники разврата. Но музей!!! Какой пример вы подаете нашим детям!!! Это же учреждение культуры, а вы в нем такое развели! Стыд и срам! Будем жаловаться в Министерство культуры! Учителя ср. шк. № 241».
— Им картины кажутся «рассадниками разврата»! Ты ж только подумай, — возмутилась Флора Элькина.
— Ой, Фауна, я тебя умоляю! Так всегда было и будет. Ханжи не переводятся, несмотря на технический прогресс, — махнула ручкой с ярко-бордовым острым маникюром Баранова, забежавшая к сотрудницам на чаек.
Ее просто распирало от желания рассказать сногсшибательную новость, подслушанную в кабинете Лобка. Но, как опытный мастер сплетни, она ждала удобного момента. Какой смысл сообщать что-то шокирующее просто так? Весь смысл в том, чтобы насладиться зрелищем потрясения дорогих коллегушек! Их выпадением в осадок! Люська выжидала, щечки ее разрумянились, черные глазки, густо обрисованные карандашом, жмурились от предвкушения.
— А мне их жалко, — вздохнула Суздальская.
— Кого?
— Да этих учительниц. На самом деле это же ведь никакой не вопль целомудрия! Это сообщение о собственной ограниченности.
— Значит, тебе стало жалко этих закомплексованных, необразованных, неразвитых училок? А учеников, которым вдалбливают знания такие вот тетки-ханжушки, тебе не жалко? — вступила в спор Аросева, попивавшая чай после экскурсии.
— Жалко. Мне всех жалко…
— А я вам кое-что могу рассказать, — хлопая ресницами, сообщила секретарша, чувствуя, что если вот сейчас, сию минуту не поделится новостью, то лопнет.
— Твой выход, Люся! — Аросева, как всегда, посмотрела на нее насмешливо.
Баранова нарочно выдержала паузу. Потом еще добавила, как бы сомневаясь:
— Лобок приказала никому ни слова…
— Считай, все уже заинтригованы. Мы затаили дыхание и с нетерпением ждем! — Флора сложила руки на обширной груди.
— Ну ладно. — Люсьена набрала в грудь побольше воздуха и сообщила: — У нас в музее состоится шоу Гарика Дрозда «Человек-собака»!
Пауза.
— А кто это? — спросила Олеся Суздальская.
— Ты что, совсем из жизни вывалилась? Газет не читаешь, ящик не смотришь? — налетела на нее Элькина.
— Т-ш, Фауна! Не наезжай на Олесю. Она божий человек. Читает только монографии по искусству, — заступилась за девушку Аросева. И тут же строго спросила у Барановой: — Люся! А ты, часом, не врешь?
— Крест на пузе! Слышала разговор Лобка с министерством. Дескать, это специальное мероприятие для международного сообщества. Чтоб показать всем, какие мы продвинутые!
— Кто-нибудь может объяснить, что это за «человек-собака»? — робко попросила Суздальская.