Выбрать главу

Человек-дворняга стоял на четвереньках и злобно скалился на обступивший клетку музейный народ. Был он крепкого сложения, волосы густо росли на его груди, на ногах и даже на спине. Голова была похожа скорее на череп шимпанзе — с низким лбом, глубоко посаженными глазками, густыми черными бровями и короткой стрижкой. Он приподнимал верхнюю губу и, рыча, скалил длинные желтые зубы. Кроме ошейника, никакой другой «одежды» на нем не было.

Вокруг клетки зазвучали возмущенные реплики:

— Бесстыдник! Хоть бы зад прикрыл!

— Тварь такая! Лучше места, чем музей, не нашел!

— Сволочь волосатая! Срам закрой!

— Кобель вонючий, морда бесстыжая!

Такой прием вовсе не смутил Гарика. За годы работы человеком-собакой он и не такое слыхивал. Что слова? В него и яйца бросали, и помидоры, и яблоки, и пирожные, и бигмаки — а ему хоть бы хны. Облизнулся, огрызнулся, а то и слегка кого куснул за мягкое место под довольный вопль толпы — да и продолжал представление. Так-то! На такие случаи у Гарика был отработан безотказный прием. Он равнодушно улегся на пол и стал выкусываться. Словно важнее поиска блох никакого другого дела в его жизни не имелось. Публика оторопела. Вместо агрессии со стороны человека-собаки они получили тупое равнодушие. Как же так? Поняв, что с животиной никакого диалога не получится, музейщики как-то даже подрастерялись.

Грузчики подняли клетку и отнесли ее на второй этаж, поставив в угол Итальянского зала. Лобоцкая решительно объявила своим подчиненным:

— Заканчивайте работу! Артист должен настроиться перед вечерним шоу. Все свободны, кроме дежурных!

Никогда еще музейщики не уходили с работы в таком подавленном состоянии.

Вскоре наступила полная тишина. Ключ от Итальянского зала после водворения туда человека-пса был повешен на доску возле поста охраны. Мониторы показывали сумеречные залы. Из-за плотных ставень не пробивались солнечные лучи уходящего дня. Казалось, наступил глубокий вечер. Завалившись набок между поилкой для воды и миской с крупной мозговой костью, у себя в клетке спал в собачьей позе Гарик Дрозд.

Бесшумно открылась и так же неслышно затворилась дверь зала. Казалось, она лишь слегка пошевелилась. В такую щелку мог бы проникнуть разве что ребенок. Если б Чепурной и Лученко не ждали, глядя напряженно на экран монитора в комнате охраны, они бы не заметили этого легкого движения. Тот, кто проник в дремотную глубину Итальянского зала, либо притаился в дверном проеме, либо двигался, плотно прижавшись к стенам и шкафам со старинной венецианской посудой.

— Он что, человек-невидимка? — прошептал Олег, словно опасаясь, что этот невидимый может услышать его, находясь двумя этажами выше.

— Лучше смотрите на экран, — не отрываясь от серого квадрата, проронила Вера.

Чепурной протер пальцами уставшие от напряжения глаза.

В этот миг две руки на миг возникли из темноты между прутьями клетки. В них что-то мелькнуло, но что именно, нельзя было разглядеть. Быстрым точным движением это невидимое захлестнуло шею Дрозда и принялось его душить. Крупная фигура человека-собаки стала извиваться в мучительных судорогах. Его буквально прижало к прутьям, и он, отчаянно брыкаясь, пытался сорвать удавку со своей шеи. Он рвался изо всех сил, но то вцепившееся, смертельное, что ухватило его шею, не ослабляло хватку.

— Да где же ваши люди?! — крикнула Вера.

Наконец включился свет, два охранника выпрыгнули из-за статуи мадонны и схватили убийцу.

— Ни хрена себе! — воскликнул Чепурной. Голос его сел, и хрипота показывала сильное волнение. — Никогда бы не поверил!

— Идемте наверх, в зал. Мы сейчас должны быть там, — глубоко переведя дух, испытывая одновременно чувство освобождения и слабость в ногах, сказала Лученко.

— Черт вас побери, Вера! — бухнул по столу кулаком мужчина. — Как же вы догадались?

— Сейчас некогда, после…

Вера стремительно направилась к лестнице на второй этаж. Они вошли в зал Итальянского Возрождения. В руках охранников извивалась, шипела и огрызалась старушка — божий одуванчик, смотрительница Неля Михайловна Юдина. Сейчас она выглядела страшно: расцарапанный прутьями клетки лоб, удавка из тонкой стальной проволоки в дрожащих руках…

Из клетки вышел Дрозд. Одной рукой он потирал багровую шею, в другой держал искореженный кожаный ошейник с металлическими заклепками.

— Если б не ошейник… крендец бы мне, — сообщил он вполне человеческим голосом.