Сумма вознаграждения за наши головы постоянно растет. Вот почему Джек говорит, что мы нигде не можем чувствовать себя в безопасности.
— У большинства людей есть цена, даже у хороших парней. После того что случилось с цирком, полиция не прекратит поиски, не говоря уже о том, что с нами сын одного из самых высокопоставленных лиц страны. В конце концов, нас поймают. Иначе и быть не может.
И вот теперь они пришли за нами, они здесь, в этом здании, поднимаются по главной лестнице. Мы слышим, как они направляются прямо к нам. Ноги, множество ног.
Мои товарищи пришли в себя быстрее и дружно бросились наутек к пожарному выходу. Когда они добегают до дверей, Хоши оборачивается.
— Быстрее! — цедит она сквозь зубы, подгоняя меня. — Быстрее, Бен, нужно срочно уходить отсюда!
Только тогда я стряхиваю оцепенение и, схватив пистолет, бросаюсь вслед за ними.
Топот ног раздается еще ближе. Я слышу громкий голос, отдающий распоряжения. Они даже не пытаются скрыть свое присутствие. Почему?
Потому, что они уже окружили вас, говорит голос в моей голове.
Выбегая в дверь пожарного выхода, я встречаюсь взглядом с Джеком. Его губы поджаты, и я понимаю, что он думает так же.
Мы устремляемся вниз по лестнице, Джек, Хоши и я; у каждого в руке пистолет. Грета впереди внезапно останавливается и испуганно смотрит на нас.
Они бегут нам навстречу снизу. Их много, несколько десятков человек. Мы быстро двигаемся обратно, но наверху их оказывается еще больше. Вскинув полицейские щиты, со всех сторон нацелив на нас оружие, они толпой врываются в дверной проем.
Вот и все. Это конец.
Нам крышка.
Хошико
— Стоять! — рычит властный голос, и какой-то полицейский делает шаг нам навстречу. — Бросайте оружие. Вам отсюда не выбраться. Вы полностью окружены.
Вооруженные фигуры в полицейской форме блокируют нам путь наверх, путь вниз тоже перекрыт. Я смотрю в окно и вижу десятки полицейских машин, озаренных светом фар.
Что же нам теперь делать? Я смотрю на Джека, в надежде найти в его взгляде ответ. С тех пор как парень бесстрашно вызволил нас из цирка, он всегда находил выход, всегда делал невозможное.
Я пытаюсь перехватить его взгляд, но он не поднимает глаз. Видно, что Джек подавлен. Раньше с ним такого ни разу не случалось, никогда, даже в самых мрачных ситуациях.
За последний год у нас бывали дни, когда Грета, зарывшись лицом в ладони, плакала навзрыд. Дни, когда Бен в отчаянии без сил валился на пол. Дни, когда я была настолько подавлена, что могла молчать часами. У каждого из нас были свои темные мгновения, но только не у Джека. Что бы ни случилось, его глаза продолжали светиться оптимизмом и надеждой. Он никогда не унывает и никогда не сдается.
По крайней мере, так было до этой минуты.
Я вижу, как он опускает пистолет, медленно кладет его на пол и поднимает руки. Он сдается. Надежда тотчас покидает мое сердце.
Но разве он может сейчас поступить иначе? Нам конец.
Скорее всего, нас убьют. Меня уж точно, Грету и Джека тоже. Джек для них предатель, а мы с Гретой — еще хуже. Мы — поджигательницы-Отбросы, похитительницы-Отбросы, дьяволы-Отбросы, если верить уличным плакатам и сообщениям в СМИ. Боджо с испуганным видом скачет вверх и вниз, глядя, как нас окружают полицейские. Грета цепляется за меня. Ее хватка настолько сильна, что мне становится трудно дышать.
Чтобы успокоить ее, я нежно провожу рукой по ее волосам.
Затем поворачиваюсь к Бену. Наверное, это последний раз, когда я вижу его. Нужно запомнить каждую деталь его лица. Я должна запечатлеть его в моем сознании, чтобы не потерять его образ так, как потеряла других — родителей, младшего брата. Даже образ Амины почти растворился в моей памяти. Иногда, когда я пытаюсь вспомнить ее лицо, оно возникает не сразу, видится нечетким, слегка размытым. Я не позволю, чтобы это случилось с образом Бена. Я должна сделать что-то вроде его фотоснимка в моей голове, или, еще лучше, видео, чтобы он всегда оставался со мной, чтобы я могла проигрывать эту запись снова и снова.
Но он не смотрит на меня. И еще он не опустил пистолет. Наоборот, держит его высоко, не сводя глаз с человека, который вышел вперед. Этот мужчина, похоже, отвечает за наш арест.
— Брось пистолет, — повторяет полицейский. — Ты зря тратишь время, Бенедикт Бейнс.
Бен опускает руку. Он смотрит на Грету, смотрит на Джека, смотрит на меня. Дольше всего его взгляд задерживается на мне. Наши глаза жадно упиваются друг другом. Мы молчим, но наши взгляды равносильны миллиону слов.
Затем он расправляет плечи и гордо вскидывает голову. В глазах его сверкает сталь. Бен поднимает пистолет, но целится не в полицейских. Он приставляет его себе к виску.
— Нет, — говорит он. — Нет. Я не брошу оружие. Отпустите остальных или я застрелюсь.
Бен
Нет, это не внезапное проявление героизма. Я всегда знал, что именно так и сделаю, если у меня будет возможность. Это не самопожертвование, это хорошо просчитанная игра, которая может привести к нужному результату.
Хоши, Грета, Джек — что они могут предложить? В глазах полиции их жизни не стоят и ломаного гроша. Они ничего не значат ни для правительства, ни для моей матери, которая, вне всяких сомнений, из-за кулис контролирует происходящее. И ждет не дождется их смерти.
Но только не моей, на меня у нее другие планы. Ей наверняка захочется увидеть мое раскаяние. Захочется навязать мне свою волю, вновь превратить в славного послушного мальчугана. Ей нужна победа.
Этим полицейским приказано по возможности не навредить мне. На это я и делаю ставку. И если прав, вряд ли они захотят, чтобы я пустил себе пулю в висок, особенно после долгих месяцев поисков.
Рядом со мной стоит Хоши: рот разинут, на лице выражение страха и потрясения.
— Бен, ты меня пугаешь.
— Все в порядке, — говорю я ей. Затем уверенным голосом громко добавляю: — Мертвый я им не нужен. Им велели, несмотря ни на что, доставить меня живым. Разве не так?
Полицейский на верхней площадке лестницы игнорирует мой вопрос.
— Опусти оружие, Бенедикт, — говорит он. — Все кончено.
— Верно, — отвечаю я, и мой голос слегка дрожит. — Верно, все кончено, вернее, все будет кончено для вас, когда я застрелюсь. А я это сделаю. Обещаю. Пусть остальные уйдут, или я сделаю это прямо сейчас.
В его глазах паника. Я прав. Знаю, что прав.
— Клянусь вам, если вы позволите им спокойно уйти, я опущу пистолет. Как только мои товарищи будут на свободе, я сдамся вам.
Я почти вижу мыслительный процесс в его голове: что важнее, один живой Бенедикт Бейнс и трое беглых преступников или один мертвый Бенедикт Бейнс и трое схваченных преступников? Он внимательно смотрит на других офицеров, но те отвечают ему такими же растерянными взглядами.
— Почему я должен тебе верить? — говорит он. — Откуда мне знать, что как только они исчезнут из виду, ты не откроешь стрельбу по нам или не застрелишься сам?
— Тоже верно, — говорю я ему. — Но подумайте сами. — Моя рука тянется к Хоши, касаясь ее в последний раз. — Что мне останется, если вы схватите их?
— Мы будем держать вас вместе, — отвечает он. — Просто хотим поговорить с тобой. Никто не пострадает.
— Вы на самом деле думаете, что мы поверим в то, что вы отпустите Хоши, что позволите Грете и Джеку спокойно уйти? Что вы намерены с ними сделать? Отпустите их, немного пожурив за проделки? Мы все знаем, что их ждет!
Я опускаю пистолет и тут же приставляю его к своей груди.
— Прошу вас, — говорю я. — Умоляю, отпустите их. Я подчинюсь любому вашему приказу, даю вам слово.
Хошико
Я отказываюсь верить в происходящее. Он собирается пустить в себя пулю прямо у нас на глазах.