Впрочем, эти снимки не говорят всей правды о нас. По ним не скажешь, насколько изранены наши души, какую печать наложила на нас та жизнь, которую мы вели, испытания, которые выпали на нашу долю.
Какой-то умник в белом халате и с ученой степенью разработал программу психологической реабилитации для всех, кто в свое время настрадался от рук Сильвио Сабатини и цирка. Групповая терапия, индивидуальная терапия, когнитивная терапия, консультации по преодолению психологических травм, — всего не перечислить. И мы все через это прошли. До известной степени это помогает, но мне кажется, что никакое количество разговоров никогда не залечит того, что искалечено навсегда. Никогда.
Есть одна фотография — я храню ее под матрасом и вынимаю только тогда, когда рядом никого нет.
На этом фото — я. Сделано оно еще в дни старого цирка. Я в своем наряде Кошки. Свет отражается в сотнях блесток, отчего кажется, будто я вся сверкаю и искрюсь. Я стою на канате: мыски ног вытянуты, плечи расправлены, голова гордо вскинута вверх, а внизу от восторга безумствуют зрители.
Я ни словом не обмолвилась ни Бену, ни Грете, что до сих пор храню это фото, и уж тем более моему психологическому консультанту. Иначе она доконает меня своими расспросами и советами. Почему я его храню, спросит она? Почему цепляюсь на прошлое? Какие чувства это фото будит во мне?
Я не хочу отвечать на эти вопросы, особенно перед моим консультантом. Я заталкиваю тоску и грусть в самые глубины моей души и вместо этого стараюсь сосредоточиться на моей нынешней жизни: на Бене, Грете, нашем небольшом, но уютном доме.
Завтра начинаются официальные поиски, призванные воссоединить цирковых детей с их родителями. Разумеется, уже многие вернулись домой. В том числе и Иезекиль. Он снова со своей семьей. Шон и Рози живут вместе, на той же улице, что и мы. Эммануил нашел своих брата и сестру.
А вот обо мне и Грете никто не справлялся. Не знаю почему. Если наши родные живы — родители, братья и сестры, — они должны быть в курсе того, что произошло. Сейчас мы даже большие знаменитости, чем раньше. Мы с ней об этом не говорим, но мне кажется, что в глубине души мы с ней чувствуем, что здесь что-то не так. Потому что будь у них возможность дать о себе знать, они бы уже давно это сделали.
В комнате работает телевизор — передают новости. Мелькают заголовки. Вивьен Бейнс вновь в центре внимания. Наконец назначена дата суда над ней. Ее будут судить за преступления против человечества. Говорят, что ее посадят в тюрьму.
Сильвио объявлен в розыск, но с того дня, когда члены «Братства» штурмовали цирк, от него ни слуху ни духу. Полиция считает, что он погиб, однако его тело так и не было найдено. Время от времени поговаривают, что его видели, что он якобы бродяжничает по улицам Лондона, но разговоры так и остаются разговорами.
Даже если он и жив, у него больше нет власти. Теперь он, а не я, — самый опасный преступник в стране, находящийся в розыске. Вместо лиц Бена, Греты, Джека и меня теперь его бледное лицо смотрит на вас с полицейских плакатов под заголовком «Разыскивается» на стенах Правительственного центра.
Как только его поймают, он пойдет под суд, а затем сядет в тюрьму. И ему воздастся за все те зверства, которые он творил в своей жизни, как воздалось Вивьен Бейнс.
Сейчас СМИ широко освещают протесты — они случаются всякий раз, когда Вивьен Бейнс показывается на публике. Люди устраивают демонстрации, требуют покарать ее за совершенные преступления. Их голоса звучат громче всех, но они не единственные. Есть небольшая группа несогласных, которым не заткнуть глотку. Они требуют снять с нее обвинения. Они требуют, чтобы все стало так, как раньше. Я воспринимаю это как дурной сон.
Я выключаю телевизор. Я не хочу об этом слышать. По крайней мере, сегодня.
Я помешиваю содержимое кастрюли на плите. По всей кухне разносятся ароматы мясного рагу и специй. Обожаю готовить. Положить в кастрюлю немножко того, немножко этого, щепотку одних специй, щепотку других, все как следует размешать и поставить томиться на огне, чтобы получилось нечто ароматное, сытное и вкусное. Ингредиенты мы с Гретой покупаем вместе, вдвоем предаемся неведомому нам ранее удовольствию — выбрать на полках то, что нам нравится, расплатиться на кассе и принести покупки домой.
Я смотрю на часы. Без десяти шесть.
Гости нагрянут с минуты на минуту. Пора переодеться.
Я надеваю платье и быстро провожу щеткой по волосам. Затем задергиваю занавески и напоследок критическим взглядом окидываю большой стол в центре комнаты.
В следующий миг раздается стук в дверь, и внутрь один за другим входят гости.
— Быстрее, — говорю я им. — Занимайте места за столом.
Как только все расселись, я обвожу глазами стол. Не слишком веселая компания, но уж какая есть.
Слева от меня Рози и Шон. Они все еще переживают смерть Феликса, но сегодня они пришли к нам в гости и даже улыбаются. Могу ли я требовать от них чего-то большего?
Рядом с Рози — Джек. Он обнимает свою невесту Алису. Как только опасность миновала, та вернулась в Англию, и теперь эта сладкая парочка готовится к свадьбе. Скажу честно, я представляла ее именно такой — доброй и отзывчивой, как и Джек.
По другую сторону от меня Иезекиль с Эммануилом. Эммануил усмехается какой-то шутке Джека, и его гулкий смех наполняет комнату.
Рядом с Гретой Нила и Нихал. Как и она, эти двое вертят головами и взволнованно поглядывают в окно. Они теперь часть нашей семьи, эти замечательные брат и сестра. Бен видится с ними каждый день. Грета любит их как родных.
За столом два свободных места.
Стук в дверь означает, что на пороге последний гость. Мы все нервно переглядываемся. Не знаю, правильно ли я поступила, пригласив его. Кто знает, как это воспримет Бен?
Я открываю дверь, и мы улыбаемся друг другу, вежливо и смущенно. Он вручает мне букет цветов. Я благодарю его и приглашаю к столу. Джек неловко пытается вести с ним беседу.
Отец Бена.
Я также послала приглашение брату Бена, Фрэнсису, хотя и знала, что он откажется. По его словам, он все еще ненавидит Бена, ненавидит меня, ненавидит Отбросов. Я даже рада, что он не пришел.
— Он здесь! — радостно восклицает Грета. — Выключайте свет и приготовьтесь!
Бен
Это был долгий день. Я провел его, работая вместе с другими волонтерами, занимающимися сносом цирка. Его решено разрушить и сровнять с землей.
Эта работа обладает терапевтическим эффектом. Лично мне она помогает залечить душевные раны даже лучше, чем любые сеансы с психологом. С другой стороны, это тяжелый физический труд, от которого у меня болят ноги, причем так сильно, что, возвращаясь домой, я едва их волоку.
Я хочу поскорее вернуться к Хоши, но когда сворачиваю на дорогу, ведущую к нашему дому, мое сердце наполняет разочарование. Окна в доме темны. Там никого нет.
Я вставляю в замочную скважину ключ, нащупываю выключатель.
— Сюрприз! Сюрприз!
— С днем рождения! Теперь тебе восемнадцать! — радостно восклицает Грета, и вслед за ней все подхватывают поздравительную песенку.
Лишившись дара речи, я смотрю по сторонам.
В комнате Нила и Нихал, Шон, Рози, Иезекиль, Эммануил, Джек, Алиса, Грета… Но есть и еще один человек. Бледная нервная фигура, которая молча стоит среди всеобщего пения и смеха, в глазах — настороженность и тревога.
В следующий миг я делаю шаг вперед. Он тоже отходит от стола, и мы с ним встречаемся на полпути друг к другу. Впервые за много лет я обнимаю отца.
Через его плечо я ловлю на себе взгляд Хоши. Она стоит возле раковины, ставит в вазу букет цветов. На ней новое голубое платье. Такой красивой, как сегодня, я ее еще ни разу не видел. Вид у нее такой же неуверенный, как и у моего отца.