— А учитывая то, как вы постарались для этого — даже в резиденцию Арчибальд заявились — хотя, узнав о том, что меня пытались заживо, черт возьми, сжечь, вы даже не соизволили письмецо чиркнуть — выяснилось, что я непросто ребенок из приюта. Будете отрицать?
— Смысла теперь нет, — покачала мама головой, наблюдая за тем, как ее муж отходит к окну. — скрывать правду. Понимаешь, когда мы тебя взяли, мы не обратили внимание на родовой знак на щиколотке. Мало ли, вдруг твои…биологические родители психами были, потому тебя и изъяли? Все равно никакой информации о них указанно не было. Так что, мы просто свели знак, а там и забыли благополучно со всеми попытками скрыть усыновление.
— Кто знал? — вопросила я напряженно.
— Никто, — закусив губу, отозвалась Мари. — только я, твой отец и работник приюта, оформляющий бумаги.
— Дальше. — потребовала я, скрещивая руки на груди и кинув взгляд в сторону. Не могла смотреть на виноватое лицо матери. Просто я прекрасно знаю, как отлично маменька умеет играть на людях. А им же нужно сделать все, чтобы убедить находящихся в комнате в своей невиновности и вообще, показать, какие классные они родители. Это бы смягчило будущий скандал в высших кругах.
— Но недавно твои биологические родители смогли найти тебя, — произнесла мама. — связались с нами и угрожали судом. Ты оказалась не только наследницей рода Оплфорд, но и рода Бланд.
Я рухнула на диван, вскинув растерянный взгляд на Мари. Бланд — род до недавнего времени правящей династии, последняя память о британской монархии, семья Гвен. Какими идиотами нужно быть, чтобы не узнать знак их рода?
— К сожалению, нам было нечего возразить. — продолжила мать, скривившись. — Род Бланд намерен через суд добиться опеки над тобой, чтобы вернуть потерянного ребенка в свою семью. Хотя я вообще не понимаю, как можно было не заметить отправки ребенка в детский дом. Лицемерные твари!
Пропустив замечание мамы, которая в принципе считала ниже своего достоинство неприлично выражаться, я друг поняла еще одну вещь. Ведь им, в сущности, не моя реакция важна. Отец так и вообще выглядит раздосадованный тем фактом, что я обо всем узнала. Молчит, сжав кулаки, и ненавидящим взглядом пытается испепелить.
— И вы явились сюда, чтобы убедить Арчибальдов выступить на вашей стороне. — усмехнулась догадливая я. — Ведь покровительство президента стопроцентно обратит дело в вашу пользу.
— Каролина! — вновь ужаснулась Мари. — Как ты можешь так говорить?
— Скажешь, нет? — склонила я голову к плечу с легкой улыбкой. Мари отвела взгляд, передернув плечами. — Вот в этом-то все и дело, дражайшие мои. Вы бы ограничились коротенькой телеграммкой мне, если бы дело обстояло иначе. Но Арчибальдов же так просто не убедишь, поэтому вы явились сюда и устроили весь этот спектакль. Ведь судебная тяжба может очень подпортить репутацию Оплфорд. Очарова-ательно.
— Тебе не на что жаловаться. — отрезал отец, обернувшись. — Покровительство нашего рода тебе необходимо даже больше, чем нам твои успехи для общего рейтинга.
— Очень в этом сомневаюсь, — улыбка вышла больше похожей на оскал. — нужны ли мне ваши жалкие попытки оправдаться перед другими, вместо того, чтобы нормально обсудить ситуацию со мной. Вы же в очередной раз демонстрируете, какие вы родители, беспокоясь больше из-за мнения Арчибальдов, чем собственной дочери.
— Твое мнение относительно данного вопроса второстепенно, — пожал плечами батюшка, действительно не понимающий причину моей претензии. Даже маменькин испепеляющий взгляд в свою сторону проигнорировал. — в первую очередь нам предстоит разобраться с тем, как понести как можно меньше потерь в сложившейся ситуации.
И все. Меня можно было выносить.
Впервые в жизни мне элементарно было нечего сказать, даже в теории. И чувств никаких не было. Просто внутри словно воронка образовалась, через коктейльную трубочку высосав все: эмоции, силу продолжить этот разговор, хоть какие-то мысли и соображения. Мне бы пореветь вдоволь, но…
Я просто кивнула, вежливо попрощалась с присутствующими, не оглядываясь на их лица, и вышла, принципиально не став хлопать дверью. Только прикрыла ее осторожно. Затем отошла подальше, не спеша вышла из здания резиденции, не замечая обращенные на меня взгляды дружеской делегации Армани и Гвен с Вейль, также спокойно дошла до заднего двора и устремилась прямиком в густую заросль сада, в ту часть, что примыкала к лесу.
Рыдания настигли уже потом, когда я забрела в этом саду неизвестно куда. Меня трясло так, словно било током. Рухнув коленями на землю, я вцепилась одной рукой в траву, выдирая и сминая ее пальцами, а второй рукой непроизвольно пыталась заглушить рыдания.
Так не должно быть!
Да, мои родители не лучшие. Да, я их недолюбливала. Да, мы постоянно ругались. Но они мои! Были моими всю жизнь, единственными, такими, какие есть! И я их любила, несмотря ни на что. Просто любила!
А сейчас они оказались не моими. Просто не моими.
Рыдание заглушить не удалось. Оно вырвалось изнутри, слышимое словно издалека, как чужое. Но принадлежало мне. Слезы текли непрестанно, и я, не заботясь о собственном виде, размазывала их по щекам, рыдая в голос. Так было легче. Хоть немного, но легче…
***
Я не знаю, когда он пришел. Просто, когда я прекратила плакать, содрогаясь без слез, осознала, что рыдала на чьем-то плече, а его футболка полностью сырая. Глаза у меня припухшие от слез, даже болят, и губы горят огнем, потому что я их все искусала, а соль благодарно покрыла ранки.
Но Арчи был здесь. Сидел на земле, усадив меня как ребенка на колени, и покачивал, не прекращая гладить по спине. Шептал что-то утешительное, но маловразумительное. И говорил, что все хорошо будет, нужно только чуть-чуть подождать. Ведь у таких правильных девочек как я, всегда все хорошо.
Вот только я ему не верила, ни единому слову, потому что понимала — врет. Да он и сам себе не верил. Как он мог обещать, что все хорошо, если не знал сути проблемы? А я знала, но рассказывать ему не спешила. И не потому что он не заслужил после нескольких часов, проведенных рядом с рыдающей мной, узнать в чем суть истерики. Нет. Просто я боялась снова сорваться на рыдания.
И словно из другой жизни пришло воспоминание, что Арчи терпеть ненавидит плачущих девушек. Не знает, что с ними делать, куда бежать и кого бить за пролитые девичьи слезы.
— Я в порядке, — голос звучал хрипло и особенно жалко. — можешь отпустить меня.
Отпустил. Убрал руки с таллии, даже отодвинул немного от себя, чтобы в лицо вглядеться. Но мои пальцы, которыми я оказывается намертво в него вцепилась, помешали. Сделав огромное усилие над собой, я все же смогла их разжать.
— Кто? — только и вопросил он голосом, в котором чувствовалась едва сдерживаемая ярость.
А вот ответить я не смогла, потому что слезы снова предательски набежали. Сжав глаза изо всех сил, попыталась взять себя в руки. Но трудно сделать что-то с обозначенными конечностями, когда те заледенели.
— Ладно-ладно, — поспешил сказать он. — все хорошо, Эль. Не хочешь — можешь не отвечать, сам узнаю. Только не плачь, хорошо?
Киваю, потому что открывать рот и слышать дверной скрип вместо голоса не хочется.
А вокруг тишина, ночь, где-то сверчки шумят. И так спокойно, уютно и тихо, что на душе становится еще гадче. Мир-то в умиротворении, у одной меня все плохо.
— Ты вся заледенела, — сообщил Арчи медленно, словно не понимая, слышу ли я его. Слышала. Просто сил отвечать не было. — тебя отвести в апартаменты?
Хотела было ответить согласием, но не смогла. А может все-таки кивнула. Этого действия не помню, а вот туман, застилающий глаза, точно был.
Арчи подхватил на руки, ругаясь сквозь зубы на вспыльчивую натуру некоторых дев и чьи-то длинные инквизиторские языки.
— Арчи, — произношу тихо, не желая вникать в суть его бормотаний. — а как ты здесь?…
Даже предложение закончить не смогла. Неудачница.
— Да я просто помнил про твою привычку забиваться в самый дальний угол, чтобы пострадать в одиночку. — отозвался он. — Ты когда из резиденции вышла, я сразу это выражение лица узнал, поэтому всех разогнал и пошел следом.