— Молчишь, — протянул он, прокладывая губами дорожку от мочки уха до основания шеи. — трясешься. Страшно, дорогая?
— Арчи, — прошептала я неверными губами, заставив себя распахнуть глаза. Перед глазами разворачивались боевые действия: люди стреляли друг в друга, удовлетворенно улыбались и перестраивались, ударяя по лицу потенциального врага ручкой пистолета. Бывшие союзники неожиданно узнавали в друзьях детства злейших врагов. — неужели ты действительно один из них?
— Ты не верила в это? — с усмешкой поинтересовался Арчи, даже не вздрогнув, когда я решительно перезарядила пистолет. Более того, этот псих намотал на свой палец локон моих волос, наслаждаясь как тот скользит сквозь его пальцы.
Я не собиралась стрелять в того, с кем раньше прожила несколько лет. Кого любила, кому готовила кофе по утрам, кто забирал меня по вечерам из любой точки города, в того, чьими делами интересовалась даже больше, чем своими. Но я надеялась, что это жест отпугнет его.
Напрасно. Арчи урчаще рассмеялся.
— Я думала… — сбилась, переводя дыхание. — я надеялась, что ты не имеешь никакого отношения к этому. Зачем, Арчи? Ради чего ты, черт возьми, все это устроил?
Причины Вейль, пусть и были отвратительны, но понятны. Гонсалес — обедневший испанский род, ей нужны были деньги, чтобы поправить свое финансовое положение. Но Арчи? У рода Армани есть все: влияние, деньги, недвижимость и уважение!
Ради чего он участвует в этом?
— Потому что власть, — прошептал он, заставив меня поморщиться от того, как его губы коснулись мочки уха. — как женщина — любит сильных. А не это ли, дорогая, сила? Посмотри сюда: все эти люди пошли за мной, потому что я единственный решился бросить вызов Арчибальдам, прервать их правление, уничтожить тиранов и диктаторов.
Я почувствовала, как брови сдвигаются к переносице в отчаянном жесте. Арчи организатор этого.
— Это не сила, — в попытке достучаться до Армани возразила я, стискивая пистолет, зажатый в руках. — это преступление
— Потому что Арчибальды так сказали? — неожиданно сильно стиснув меня, прорычал Арчи.
— Потому что люди умирают! — воскликнула я, и мой звонкий голос эхом отразился в гостиной, заставив тех, кто сейчас сражался против друг друга, замереть ровно на секунду. — Тебя это не смущает? Твои друзья, твои соратники сейчас лежат мертвыми! Это то, как ты хочешь начать свое правление? С трупов и крови?!
— Любая власть, дорогая, — спокойно отозвался он, как только я выплеснула свои эмоции. — требует жертв. Всегда есть те, кто погиб ради общего дела. Им ставят памятники и раз в год устраивают праздники.
От его спокойного, уверенного тона заядлого убийцы по спине пробежала дрожь страха и отвращения. Когда он стал таким?
— Ты псих, — выдохнула я, спровоцировав новый приступ гнева.
Арчи, взорвавшись, резко отпрянул от меня, но не успела я порадоваться своей свободе, как снова оказалась зажата в его стальных объятиях, от которых не осталось ничего нежного. Притянув меня лицом к себе, Армани заставил поднять на него глаза, подцепив рукой, в которой он зажал пистолет, за подбородок. Второй он держал меня, не давая вырваться. А во взгляде только ярость, расчет и уверенность в собственной правоте.
— Ты помнишь, что ты написала мне в своем гребанном письмеце, когда кинула? — встряхну меня, вопросил он.
Я не ответила, закрыв глаза и мечтая только о том, чтобы все это оказалось ложью. Неправда. Это все неправда. Арчи не может быть долбанным психом, который все это устроил. Его заставили, точно. Он просто не может…
— На меня посмотри! — заорал он, встряхнув меня так, что зубы щелкнули. В шоке и ужасе гляжу на него, наблюдая, как некогда любимое лицо застилает ярость, смешанная с отрицанием очевидного. И до меня доходит: Армани сошел с ума!
Он действительно сумасшедший!
— Что ты написала мне в чертовом письме? Не помнишь?! А я помню, мелкая ты сучка! Ты решила, что я не смогу дать тебе то, что ты хочешь, не причинив ущерб себе. Посмотри! — он резко дернул меня за подбородок, вынуждая взглянуть на то, как его соратник выстреливает в инквизитора, и тот падает замертво, остекленелым, пустым взором глядя в потолок со фреской ангела. — Сейчас, когда мы перебьем вех Арчибальдов и их сторонников, весь мир будет у моих ног, и я поделю его с тобой! Что теперь скажешь? Я такой же слабак, как тогда?!
— Арчи, ты не сможешь стать президентом, — попыталась я достучаться до него. — ты не сможешь сделать этого хотя бы потому, что люди не буду внимать тому, кто вырезал целый род!
— А кто сказал, что это сделал я? — мрачно усмехнулся Арчи, и на его лице залегла тень глубокого удовлетворения. — Эти уроды не смогли поделить между собой власть и деньги, и вырезали сами себя в междоусобном сражение. Я лишь оказался рядом в тот момент, когда планете нужна была помощь, и дал ее моим гражданам.
Он резко смягчил свои объятия, обхватив мое лицо руками. Я же, сжав зубы и закрыв глаза, подняла на него пистолет, стараясь не заплакать.
— Я подарю тебе весь мир, Этель. — прошептал он в мои сжатые губы. — Каждый дюйм этой планеты будет твоим. И все снова будет хорошо, все будет как раньше: дома будешь ты. Но больше никакой тирании Арчибальдов, ничего, что могло бы помешать нам. Ничего!
Сквозь пробирающие меня рыдания, я нажимаю на курок. Потому что не могу больше слушать этого! Не могу сдаться сейчас, когда нет Клода, а битва почти проиграна! Не могу!
Я слышу страшный хрип, которым прерывается диалог Арчи. Он в странном удивлении взирает на дырку в своем смокинге, ощупывая ее пальцами, на которых остаются кровавые разводы. Армани пошатывается, словно я с силой его оттолкнула, и переводит шокированный взор на меня.
Неожиданно высокие двери большой гостиной резиденции рода Арчибальд с силой распахнулись, словно кто-то выбил их тараном. Боковым зрением я заметила, как Клод в форме маршала Инквизиции держит наготове автомат, и его, словно волны о камень, обтекает еще один, многочисленный отряд инквизиторов.
Я слышу радостные крики Агустини, и это значит, что он еще жив. Но это там, так далеко, что я не даже не оборачиваюсь, передо мной на пол падает Арчи.
Меня уже откровенно трясет, и я не могу держать эту дрянь, из который выстрелила в человека, который меня, похоже, любил своей, извращенной любовь, поэтому швыряю ее на пол. Меня уже откровенно трясет и я, не пытаясь удержать громких, скулящих рыданий, опускаюсь на пол рядом с ним.
Я до сих пор не могла поверить, что сделала это.
Он лежит на полу в луже крови и даже не пытается пошевелиться, позвать на помощь или остановить кровотечение. Это приходится делать мне, трясущимися руками разрывать его рубашку и пытаться остановить кровь.
— Прости меня, — сквозь сбивчивое рыдание умоляю я. — Боже мой, прости, я…Прости.
А кровь все хлещет и хлещет. Я вижу ее сквозь беспрерывный поток слез. Она насквозь пропитала остатки белой рубашки, пиджак и вытекает на пол, но Арчи улыбается, глядя в потолок. Из его груд вырываются дикие хрипы.
— Я…люблю… тебя, Эль. — с трудом произносит он, прежде чем закрыть глаза.
До меня доходит смысл его прощальных слов слишком поздно. Одной рукой продолжая попытки остановить кровотечение, другой я трясу его за плечо.
— Нет, Арчи, пожалуйста, умоляю тебя, не закрывай глаза! — кричу я. — Не закрывай глаза, господи…Арчи!
Откуда-то сбоку появляется фигура Илдвайна, у которого в руках аптечка. Следом за ним идет еще два человека, и они пытаются оттащить меня, но я так яростно вырываюсь, что мужчины оставляют свои попытки, только просят меня не мешать.
А я не могу! Я чувствую, что скатилась в истерику и уже не могу остановиться, продолжая кричать и плакать. Я вцепилась в руку Арчи и намерена держать его до тех пор, пока его не спасут врачи. Потому что я его убила.
Я УБИЛА АРЧИ.
***
В себя я пришла только на рассвете, сидя на парадных лестницах резиденции Арчибальд и глядя в сторону поднимающегося из-за горизонта солнца. В ушах стоял гул от сирен скорой помощи, машинами которой был забит весь двор резиденции. Тех, кто не нуждался в срочной госпитализации, наблюдали только утром, потому что все остальное время многочисленные врачи, вызванные Клодом, занимались теми, кого еще можно спасти.