Молния сверкнула, зарычал гром.
Я выстрелил в гоблина вязким мазутом в тандеме с кислотой.
Прямо в фонарь.
Истребитель гоблина повело. Ему не удалось справиться.
Но мы падали.
Падали...
Конец записи.
Открытка с дирижаблем "Слицмярах".
23, либо 24, Эрвахсс. Поздний вечер, либо глубокая ночь.
23, либо 24, Эрвахсс.
Борт «Грач».
Бортовой журнал экипажа.
Поздний вечер, либо глубокая ночь. Точное время установить не представляется возможным.
Хвост переломился.
Боевая слава этого замечательного самолёта окончилась слишком быстро.
Он ударился о мокрую, размытую дождём, испаханную рытвинами ВПП, заброшенную и забытую. Недолго он скрёб по ней. Одна из ямок швырнула наш самолёт в сторону. Швырнула как раз, когда мы успели выпрыгнуть.
«Девуа», ломая крылья, покатился дальше, по склону, не крутому, но достаточному, чтобы за ним самолёт увидел жуткую гладь не-материи.
Шер застонала от боли. Я ринулся к ней. Её попытки подняться были исполнены страданий. Грязь облепила её с левого бока всю. Ветер, швыряющий в нас дождь, не сумел смыть её. Шер задыхалась.
Я схватил её, поднял на руки и понёс прочь с полосы. Уберечь от злодея-ливня я не мог её. А вот от заходящих на посадку гоблинских самолётов...
Город был мёртв. Похоже, уже давно. Поселение на этом неизвестном не-летуне было пустынно. Деревянные двухэтажные домики той же архитектуры, что и на Таннер-Рее, выстроились по пять с каждой стороны. Грагосский стиль угадывался в покорёженных оконных рамах почтамта, повисших вывесках салунов, и так, похоже, и недостроенном здании аэровокзала. Одна улица. Прямая линия. И десять домов. Забытый остров и город призраков. Казалось, Пропасть отравила жизнь здесь. Лишь иссохшее дерево и овраги остались напоминанием, что когда-то почва дарила жизнь здесь. А ныне... Грязь и грифы на скрюченных ветвях.
Мы чуть не упали, но я устоял. Мы спрятались за стену салуна.
Дождь бил в глаза.
Но его шелест заглушили моторы.
- Шестизарядный... - услышал я и увидел, что Шер протягивает мне револьвер. Её лицо было всё в грязи, щека правая потемнела от запёкшейся крови. Было видно, что каждое движение причиняет ей боль, даже незначительное.
Мне стало так тяжело. Путь к свободе тернист. Страданиями он усеян для Шер, но я с ней. Просто... Она столько вытерпела за свою жизнь. Так почему же сейчас ей приходится мучиться, когда она наконец вырвалась на свободу?
Она улыбнулась мне. Свободу? Не знаю, но надежду на то, что где-то её свобода существует, вселил в неё я. Возможно, впервые кто-то рискнул ради неё. Впервые кто-то о ней подумал прежде, чем о себе.
Для этой девушки это уже было чудом.
Поэтому я взял протянутый мне револьвер и улыбнулся в ответ.
Может, скоро прояснится? Дождь, по-моему, идёт на убыль.
- Шер и хмырёнышек! - послышалось сквозь шум ливня. Голос Зударха искажал мегафон или что-то такое. - Выходите уже. Тут прятаться зачем? Вам отсюда не вырваться.
Удобно они нас сбили. Как рассчитывали будто.
- Слушайте, друзья мои. Нам же вас портить не хочется. Заказчику вы нужны целые. Но, блин, придётся же! Чисто ножки продырявим вам тогда. Что б вы не убегали.
Мы примем бой.
В этом городе-призраке.
****
Сейчас, описывая это, я чувствую, как слезятся от напряжения глаза, как хочется спать, и в ноги вонзилась тысячью иголок усталость. А тогда, под проливным дождём, в шторм, в городе без жителей я ощутил силу и словно второе дыхание открылось. Зударх вывел из себя меня. Я жаждал битвы.
Вспомнилась мне одна книженция. Дварфская. Читал её в отрочестве. В ней рассказывалось о приключении гнома-наёмника, взявшегося охранять караванный борт одного золотисодобытчика из Грагоса, летящего на север на неизведанный прииск. Было в этом романе полно авиабитв, погонь, жажды золотиса. А в финале читателей ждала стычка. Вот в таком же городе-призраке, покинутом грагосцами. Бой был нешуточный. Гремели револьверы и карабины. Слетали в пыль шляпы с загнутыми полями. И главный герой в итоге победил предводителя бандитов в пистолетной дуэли на скорость. Всё это из-за золотиса. Гном назвал это противостояние в книге словом на его родном языке.