– Но я могу ее увидеть? Поймите, иногда присутствие близкого человека помогает.
– Это возможно. А вы ей кто?
– Я … – выдавил он из себя, и замолчал, не желая говорить об их отношениях с посторонним.
Доктор все понял и задумался, сидя, чуть поджав губы: – Это весомый аргумент. Родители только что ушли, так, что, пожалуй, это возможно, но ненадолго.
Они вышли из кабинета, Семену дали халат и проводили в палату. Света лежала с закрытыми глазами, голова забинтована. К носу вела трубка, какие-то проводочки вели к аппаратуре, которая тихо попискивала. Семен подошел и прислушался, дыхания он не слышал, но видел, как чуть поднимается одеяло, которым она была укрыта. Руки лежали поверх одеяла. Семен сел на стоящий рядом с кроватью стул и осторожно взял ее за руку.
– Здравствуй. Это я. Мне так много хотелось тебе сказать, но сейчас не знаю, что. Время, что мы были вместе – это самое счастливое в моей жизни. Я тут вспомнил, что мы с тобой не так уж и много знакомы, но мы должны быть вместе. Я сейчас держу тебя за руку, и вспоминаю твою улыбку. У тебя очаровательная улыбка, как и вся ты. Ты нужна мне. Я искал тебя всю жизнь. Я заберу тебя отсюда. Ты только крепись. Я приехал за тобой, – и тут он увидел, как дрогнули у нее веки. Она слышала, что он говорил, она понимала его. – Лежи, – прошептал он. – Я буду приходить каждый день.
Дверь в палату открылась, и девушка тихо сказала: – Пора.
– Я завтра приду, – Семен встал и, взглянув на Свету, вышел. Он снова зашел к доктору: – Спасибо. А можно я завтра приду. Я ей обещал.
– Ну, раз обещал, – улыбнулся доктор, и погасил свою улыбку.
– А что с ней? Говорите.
– Удар бы очень сильным. У нас были серьезные подозрения на перелом позвоночника и серьезные повреждения внутренних органов. К счастью, все это не оправдалось. Нас беспокоит дыхательная система, есть сломанное ребро, травма головы. У нее гематома мозга. Она сильно ударилась головой.
– Она придет в себя? Я видел как дрогнули ее веки. Она меня слышала.
– Не обязательно, мог быть просто какой-то рефлекс. А придет ли в себя? Не знаю.
– А операция?
– Будем делать. Завтра посмотрим анализы и сделаем дополнительные снимки. Не все так просто. Идите.
Семен попрощался и вышел на улицу. Слегка похолодало и колючий мелкий, плотный и какой-то серый, словно занавес, снег бил в лицо. Снежинки, словно иглы, били по щекам. Стоя на крыльце, Семен решил, что никакого контракта ему не надо. Он должен быть здесь, рядом с ней, не надо отчаиваться, а надо заразить ее своим оптимизмом. А как? Она же не видит его, но слышит, все-таки не согласился он с доктором. Из дома Семен позвонил друзьям и сообщил им о Свете.
– Знаешь, Николай, я жил с ощущением, что в моей жизни не хватает какой-то детали, чего-то не достает, и сейчас я понял, чего мне не хватает, мне не хватает ее. Я даже не представляю, что делать, если ее не будет. Моя жизнь не сложиться в полную мозаику.
– Семен, брось эти мысли, – посоветовал друг.
– С удовольствием. А куда? Это я тебе так говорю, а сам не показываю вида. Контракт отменяется, что мне предложили. Я, когда возвращался, думал, что поедем вместе. Мне. когда предложили работу, я сказал, что один не поеду, тогда они подумали, что могут попробовать устроить ей стажировку, как врача не могут, а вот стажировку.
– Жалеешь?
– Нет, она мне дороже.
– И это правильно.
Семен, после возвращения, еще не приступил к работе и не был занят в представлениях. На другой день он пришел к директору и попросил отпуск, объяснив ему ситуацию, тот не стал возражать, потому, как возможность была, а в таком состоянии выпускать на арену артиста, нельзя.
– Иди. Это жизнь. Если у нас что-то не ладится в личной жизни, то какая уж тут работа. Мне несчастные случаи не нужны.
Из цирка Семен снова поехал в больницу. Девушка за столом приема была уже другая, но к счастью Семена, доктор тот же.
– Вы что, домой не уезжали? – спросил его Семен.
– Сразу после вас, но вчера вечером, как чувствовал, что надо задержаться. У меня есть новости. Она пришла в сознание.
– Я могу ее увидеть?
– Не торопитесь. Послушайте. Мы сегодня посмотрели ее снимки. Операцию будем делать в ближайшее время, но все сложно. Никто не знает исхода операции, все зависит от нее. Сможет выдержать – одна история. Нет – другая.
– Она знает?
– Боюсь, что догадывается. Она врач. При этом не известно, каковы последствия. Если даже будет жить, то не факт, что останется в рассудке, в общем, не превратиться, как сейчас говорят, в овощ.
– Я должен ее увидеть. Она должна выжить и быть, как прежде.
– Хочется верить, – грустно произнес доктор. – Мне тоже в это хочется верить. Пойдемте, провожу.