Глава 1. Та, в которой Хойт и Трейшоун знакомятся с Маргарит
26 августа 1994 года.
Утро в Бостоне выдалось пасмурным и прохладным, что никого не удивляло: осень подкрадывалась незаметно, воруя последние надежды граждан на приятное времяпрепровождение у своих бассейнов или на городском пляже. А еще лучше - на пляжах у лазурных океанов тропических мест вроде Гавайев, Багам, Кубы, Коста-Рики, Барбадоса, Флориды и Мексики, наслаждаясь загаром и экзотическими коктейлями. Увы, большинство работников заведений и корпораций уже вернулись из отпусков, чтобы снова заполнить до отказа дороги и тротуары по пути на работу. Урбанизированная и современная часть Бостона вела такой образ жизни деловых людей, поглощенных мечтами о разбазаривании денег на удовольствия, но не Чарльзтаун, ирландский квартал размером в две мили, известный высокой концентрацией грабителей банков. Здесь мало людей проводило отпуска на курортах, максимумом были поездки к родственникам или в близлежащие штаты Восточного побережья, кроме мафиози и прочих криминальных элементов. Семья Спенсер-Рид-Вандервелл не стала исключением в своем богом забытом квартале.
Летом они навестили кузена Селесты Фрэнки, жившего в Провинстауне, если выживание на зарплату автомеханика при необузданной любви к алкоголю и азартным играм можно назвать «жизнью». Зато у дяди Хойт, семнадцатилетний сын Селесты, чувствовал себя как дома, потому что только дяде было до него дело. Когда подросток гостил у Фрэнки, тот, напившись дешевого бурбона, начинал наставлять двоюродного племянника в жизни и давать советы не пить и не тратить жизнь на ремонтирование чужих драндулетов за зарплату, которую не хватает на удовольствия. Вскоре после этих наставлений Фрэнки обычно засыпал, а Хойт переваривал информацию, но приходил к одному и тому же мнению: с такими оценками и отношением к академическим знаниям его ждет судьба Фрэнки. В принципе, он осознавал неизбежность, но где-то в глубине душе надеялся на то, что однажды вся Америка узнает его имя. Эту мечту Хойт лелеял, презрительно наблюдая за тем, как мать собирала завтрак для Дмитрия, младшего брата Хойта, рожденного после развода Селесты с первым мужем Астером Вандервеллом и его исчезновения с лица Земли. Никто больше не видел Астера после того дня, когда он вручил сыну свое пальто и велел беречь себя, а после ушел, не собрав вещей, даже не одевшись по погоде. Никаких слухов о том, что его кто-то видел, не доходило до тех, кто знал Астера. После развода Селеста, как говорится, пустилась во все тяжкие и через восемь недель забеременела от мужчины по имени Джошуа Пеноризи, с которым познакомилась в баре «Краснеющая русалка» на дне рождения коллеги Минни. После рождения Дмитрия любовь Селесты всецело стала принадлежать младшему сыну, возможно, из-за того, что она осталась в глубокой обиде на бывшего мужа, а Хойт со своим внешним сходством с отцом лишь в очередной раз напоминал ей о предательстве. С тех пор отношения матери и старшего сына разладились и с каждым годом усугублялись до такой степени, что теперь оба воспринимали друг друга скорее как соседей по квартире, нежели кровных родственников. Хойту с его подростковыми желаниями это было даже на руку, он не особо любил мать, хотя и неосознанно ревновал ее к младшему брату, которому досталась вся любовь и забота Селесты.
Вот и теперь, когда она заворачивала бумажный пакет с ленчем для Дмитрия, Хойт инстинктивно отворачивался, делая вид, будто не замечал этого.
- Хойт? - обратилась Селеста к сыну.
- Дай мне пару баксов, я в школе поем.
- У меня нет лишних денег, так что бери, что дают.
- Тогда обойдусь, я пошел, Диггс за мной заедет, - повесив рюкзак на плечо, подросток отправился на улицу, куда должен был подъехать его лучший друг Трейшоун. Они познакомились в первый год средней школы на уроке американской истории, когда оба одновременно пошутили про конфликты индейцев и англичан-завоевателей. В итоге, мальчики быстро подружились, и общие подколки по поводу друг друга и остального мира стали для них обыденностью, никогда не надоедающей.
Хойт вышел на улицу, сев на лестницу, ведущую к парадной двери многоквартирного дома. Издалека слышался грубый матерный рэп, выдаваемый из магнитолы серебристого Мустанга с двумя кислотно-зелеными полосами, похожими на два пластыря, аккуратно заклеивающих капот и бампер машины. На водительском сидении с удобством разместился чернокожий парень в солнечных очках-авиаторах, дабы придать себе ореол крутости и недосягаемости, как у настоящей звезды. Он стучал по рулю в такт любимой песне грубого содержания, абсолютно не стесняясь своих музыкальных предпочтений.