— Давно пора. А за что?
Пришлось повториться. Славик посерьезнел:
— Завтра как раз понедельник, и мы пишем интервью, во вторник монтируем, а в среду они идут в эфир. У нас рейтинговая утренняя программа, ее пол-Питера слушает. Так что подготовься, чтобы внятно сформулировать. Сможешь?
— Оскорбить же смог! — Ответила за меня Люба.
Вечером Славик заставил меня написать об этом статью для какой-то демократической газеты. Сказал, что завтра же отправит с работы по факсу. Резюмировал:
— Будешь молчать — точно загремишь. А так, может, и не тронут.
— Тебе не кажется, что мы раздуваем? — спрашиваю.
— Не кажется. Уверен. — Твердо ответил он. — А по другому они не поймут…
— Кто "они"?
— Те, кому заняться больше нечем, кроме как начальству жопу вылизывать. То-то Горбачев ночами не спит, переживает: "Давно Санька меня не обкладывал!" Завтра же во "Взгляд" позвоню: пусть о тебе сюжет сделают.
Люба предупредила:
— Не переусердствуй, а то внимание ООН привлечешь.
— Надо подумать…
Славик был деятельным всегда. Его энергичность импонировала друзьям и пугала начальство. Последнее предпочитало с ним не связываться: тем более что он поступил в ЛГУ на юридический, мечтая стать правозащитником. Он постоянно с кем-то носился, что-то доказывал и проявлял бурную политическую активность. Познакомился с Собчаком, но тут же разочаровался: "у него только деньги на уме". Детей Славик не хотел, мотивируя это ограничением свободы творчества и "меня-то кто от них защитит?".
В понедельник мы записали интервью. В среду оно прозвучало в эфире. В четверг вышла статья в газете "Голос". В пятницу Славику позвонили "взглядовцы" из Останкино. В субботу я уже был в Москве и давал пространное интервью перед камерой на фоне останкинской телебашни. Словом, маховик, запущенный Славиком, раскрутился на полную мощь. В воскресенье в квартире на Кастанаевской раздался телефонный звонок. Отец был взволнован:
— Слава Богу, ты в порядке…
— Что случилось? — спрашиваю.
— Вчера по радио "Свобода" передали, что ты арестован.
— Вражьи голоса опять клевещут. — Я еще пытался шутить.
— Час назад приходил майор КГБ, хотел с тобой поговорить. Короче, он просил, чтобы ты все это прекратил.
— А то — что?
— Ничего. Он даже не угрожал. Сказал, что вышло недоразумение: они же не знали, что ты такой вонючий…
— А что они хотели? Чтобы я, облившись одеколоном, прибежал к тюремным воротам? Надеюсь, ты ничего ему не обещал?
— Абсолютно.
— Берегите себя…
Чумак, увидев сюжет во "Взгляде", восхитился:
— Отличный ход! И главное — бесплатно!
Марина высказала свое презрение:
— Идиотская идея. Из области глубокого похмелья. Ты становишься одиозным.
Через пару лет на одном из светских приемов меня подвели к экс-президенту СССР Михаилу Горбачеву. Человек как человек, ничего особенного. Только грусть в глазах создавала ощущение земной усталости. И еще знаменитое родимое пятно: оно мне показалось таким исторически значимым, что захотелось к нему прикоснуться и проверить — не нарисовано ли…
Горбачев пожал мне руку, и какой-то неприметный человек в сером костюме негромко сказал ему из-за спины:
— Михал Сергеич, этот человек когда-то публично вас обозвал.
— Как? — заулыбался Горбачев, и мне стало совестно.
— Не вас, — ответил я. — Систему. Я бы все равно уже вышел на свободу…
— Это другое дело, — кивнул Михаил Сергеевич. — Желаю успехов.
Теперь народ почти не травит политических анекдотов. То ли политики утратили индивидуальность, то ли нам отказало чувство юмора.
СТРАСТИ ПО КАЦАПЕТОВКЕ
Провинциалы стеснительны. Они опускают глаза, боясь оказаться не в курсе. Лично мне это импонирует, и раздражает, когда "столичные штучки" намеренно вводят провинциалов в краску. Презрение к провинции сродни предательству собственной природы, своеобразная форма ханжества.
Тем не менее, гастролеры, подобно кочевникам, пренебрегают местами временного обитания. Так на свет появился Урюпинск. Я бы дал этому городу звание героя за нарицательность. Хороший, кстати, город — тихий; живут в нем милые люди, вяжут изделия из козьей шерсти, и — ничего такого.
Давно заметил: выдуманная нарицательность, подобно пресловутому Васе Пупкину, приклеивается по нескольким признакам. Например, по принципу забугорья как зоны отчуждения. Вспоминаются столкновения "стенка на стенку" и междоусобицы с "задунайскими". Отсюда берут историческое начало мифические Зажопинск, Запердянск и Задрищенск. Иногда в стремлении особенно унизить, добавляется приставка "Верхне-"…