В следующем зале был уютный бар. Я заказал виски со льдом. Потом еще. Приятно пел Армстронг. Его треснутый голос плавал в голубых разводах табачного дыма. Я захмелел быстро и неожиданно. Все, что грозило безысходностью и катастрофой, казалось теперь смешным и беспомощно-жалким. Окружающее приобретало черты заурядности. Сквозь дым я слышал тревожный голос Марика:
— Куда он подевался? Только что был здесь…
Тереза вела меня под руку. Ее речь закрадывалась мягкой щекоткой:
— Ты ничуть не азартный. И слабый. Зачем ты напился?
— Я пил за здоровье Левы. Пусть он доживет до маразма. Он обеспечил себе счастливое детство. Инга выиграла?
— Ей повезло.
— Я за нее тоже выпил. Где Марик?
— Они уже пошли к машине.
Я резко протрезвел:
— Мне надо ехать.
— Ты уверен?
— Простите…
Она отпустила мою руку:
— Я провожу. Там сторож спускает на ночь собак. Меня они не тронут.
Мы вернулись в гостиницу.
— Леночка в одноместном номере спит с Мандельштамом, — объявил Марик, — мы с Левой. Ваш номер двести третий. Алкоголиков прошу не причащаться.
Пьянея от легкости мыслей, я решил залезть под душ. В ответ на это гостиничный сервис оскалился навязчивым сервисом: из холодного крана пошел кипяток. Горячий же, напротив, бурлил пустым весенним мотивом. Я вышел из душа, лег в постель. Инга лежала напротив.
— Почему ты не остался? — спросила она.
— Я с теми, кому везет.
— Не подлизывайся, хамелеон. Ты хотел, просто не решился. Ты не решился взять даже то, что само идет в твои руки. — Ее голос в темноте звучал резко, как расстроенный рояль.
— Что ж, — согласился я, — лень спасает меня как художника: я не делаю лишнего.
— Ты просто трус, — заявила она, — а искусство для тебя — одеяло, которым удобнее всего прикрыться.
Странная вещь: первые сутки знакомства дают повод для решительных суждений, вторые приносят глубокое разочарование, а уже на третьи мы совершенно не знаем друг друга…
В Москве я расстался с Ингой на станции "Комсомольская".
— Спешишь? — спросила она.
— Куда? Ах, да, очень…
Я ужасно устал от правды. Мои губы скользнули по ее капризным губам, но лишь в один миг; и, краснея ото лжи, я перевел поцелуй на ее бледную щечку:
— Я был счастлив…
— Никаких телефонов. Извини. — И уже совсем свободно: — Ой, моя электричка. Бай!..
Двери электрички с грохотом закрылись…
…Голос Марика неестественно метался между пустыми стенами. За последние дни здесь перебывало много народу, и он даже радовался этой грустной опустошенности.
— Я дам знать, как меня найти, — говорил он. — Не сомневаюсь, что это будет Бруклин.
— Когда самолет? — спросил я.
— Завтра в семь. Моя семья там уже больше суток. Теперь, наконец, и я…
Марик бестолково суетился, переставлял чемоданы, бегал взад-вперед по комнате. Это спасало его от никчемной ностальгии.
— Никто не посмеет меня осудить! Кому здесь нужны мои репризы? — оправдывался он. — Кстати, почему ты до сих пор не освоил английский?
— Боюсь, когда приеду, Америку поглотит Китай, а мне будет лень переучиваться.
— Ты всегда был легкомыслен. Мне Инга звонила. Какой-то твой однофамилец пьяный попал под поезд. Она думала, что ты.
— Не стоило ее разочаровывать.
— А Лева Терезу видел. Недавно, в Париже… Слушали на магнитофоне твои смешные песни. Она даже расплакалась… Тебе нужна собака? У моего соседа пудель сдох. А щенки остались.
Он вернулся с маленьким трепетным черным комочком:
— Вот, держи. У тебя молоко есть?
— Попробую нацедить, — говорю.
Марик сел на чемодан. Внезапно преобразился: с лица исчезли морщинки, в глазах блеснуло торжество позднего прозрения:
— Послушай, босяк… Хочешь, я открою тебе один секрет?..
ИЩИТЕ СПОНСОРА
Газеты пестрели объявлениями: "Ищу девушку для отношений. Не спонсор"…
Друзья говорили: "Ты талантлив. Найди спонсора и раскрутись". Как будто речь шла о червонце у порога винного магазина.
Я и сам понимал, что деньги нужны. Они необходимы для эфиров, записей, рекламы…
Дима Чумак пожимал плечами:
— Какие вопросы? Существует масса дамочек с кучей валюты и сексуальных проблем. Как ты смотришь на Маринкину подругу Изольду?
— Искоса и с состраданием, — говорил я.
— У нее же бесконечно длинные ноги!
— Вот именно, а это уже — патология.
— Твои принципы — предлог для оправдания привычной нищеты, — заключал он. — Могу подогнать Ксюху из "Внешторгбанка". У нее необъятная, как Родина, "жэ"!..