Выбрать главу

— Например?

— Николай Сличенко и цыганщина. "Хрен ты мой опавший" или что-то в этом роде.

— По-моему, Сличенко в юности занимался боксом, — предположил я.

— Не настаиваю, — спохватился он. — Но надо держать нос в смысле ветра!

И я пообещал Рикардо что-нибудь придумать. Прошел месяц со дня нашей встречи, и я уже почти о ней забыл, но пародист напомнил о себе по телефону:

— Как там мой текст? Я готов встретиться.

Пришлось что-то врать про чудовищную занятость. Рикардо напирал:

— Вы — собрат по цеху, и вам не стыдно? Даю вам три дня. — Он говорил так, словно я подписал контрактные обязательства.

— Хорошо, — выдохнул я, — только не давите.

— Какое давление? Меня тоже поджимает! Я как заблудший еврей, прозябающий в пустыне. Кстати, моя наличность к вашим услугам!..

Давно бы так…

Мы договорились, что я напишу пародию на Гребенщикова. Этот питерский "гуру" давно уже раздражал меня своей многословной тарабарщиной, да и Рикардо согласился:

— Идеальная мишень: так можно скулить часами и писать километрами!

Километров, конечно же, не получилось, но кое-что нацарапать удалось:

Иннокентий вращает бумажку в руках,

Потому как сидит в туалете.

Цель — икру наметать и рассыпаться в прах, -

Это все — Иннокентия дети…

Пародист весело потирал руки:

— И это только начало! Я уничтожу любую бездарность! Пропесочьте Макаревича: я научился так же гнусавить…

Пришлось срочно написать что-то вроде этого:

Вагонные споры трофической язвы

Я в поезде скором нашел.

Теперь я — несчастный, больной и заразный,

А вам, сволочам, — хорошо!..

Рикардо зашелся от восторга:

— Теперь они задумаются. Халтура не пройдет! Приглашаю вас на мое выступление в театре эстрады в субботу. На служебном входе для вас будет лежать билет, и мы рассчитаемся…

За билет пришлось выложить приличную сумму. Я чертыхнулся, но заплатил. Все первое отделение меня усиленно развлекали клоунессы и частушечники. Пожилой юморист шутил про тещу, ненавидимую зятем, и про неверную жену, покуда муж в командировке. В его рассказах фигурировали толстые вздорные соседки и суровые глупые начальники. Зал истошно хохотал. В антракте публика озаботилась проблемой буфета: здесь продавались бутерброды с колбасой и дорогой коньяк. Я ограничился не менее дорогой порцией мороженого. Уж лучше бы выпил!..

Во втором отделении, наконец, объявили Рикардо. Он вышел в аквалангической маске, и с ластой на голове. В руках у него была гитара. Он взял минорный аккорд, и запел голосом Макаревича. Мой текст невозможно было узнать: мало того, что исполнитель вставил в него заборные выражения — он активно иллюстрировал их неприличной жестикуляцией. В его интерпретации певец выглядел хулиганствующим шизофреником. Я бы на его месте обиделся. Зрители сдержанно хихикали; мне же, дабы не чувствовать себя идиотом, пришлось незаметно покинуть очаг культуры.

Рикардо позвонил поздно ночью:

— Почему вы ушли? Надо уметь наслаждаться успехом!

— Скромность, — говорю, — мешает.

— Учитесь: в моих объятьях две богини, мы с ними пьем за мой талант! Согласитесь: вы указали направление, а путь я освоил сам, так что никто никому не должен…

"Жмот", — подумал я, а вслух сказал:

— Надеюсь, на вас обрушатся достойные награды.

— Вот увидите, — пообещал он. — Я буду их носить еще при жизни!..

…Макаревич бить Рикардо не стал, поскольку так и не услышал пародию, ибо через месяц имитатор случайно сжег себе связки, выпив с похмелья уксус вместо водки. Полгода он лечился, но прежнего голоса так и не обрел. Зато обнаружил в себе острый нюх, и устроился на парфюмерную фабрику, пойдя по стопам отца. Нюхач время от времени звонит мне и хрипло проповедует:

— Запахи бодрят. Нос — страшное оружие, если он — острый.

— Как у Буратино? — Уточняю.

— В смысле ветра!..

ЦАРЬ ДОДОН ВСЕЯ РУСИ

Близился Новый, 1999 год, и Валечка испугался:

— Это три перевернутые шестерки! Что-то будет!

— А что может случиться? — Спрашивал я.

— Все перевернется! А ты и Зыкина — безбожники! В будущем году гора родит мышь.

— Откуда взялся этот Апокалипсис?

— Из астрологии. Или ты за то, чтоб роды состоялись?

— В исключительных случаях я — за аборты.

— А я, — не унимался Валечка, — за выкидыш! От выкидыша — к вышвыриванию!..

Самым досадным было то, что некоторые люди, коих до этого я считал вменяемыми, говорили приблизительно то же: "ужасный год: перевернутые цифры"… Это было похоже на массовое помешательство. И лишь Боря Ельников не унывал, утверждая: