А ведь он, черт возьми, прав!..
ЗРИТЕЛЬ ПО НАЙМУ
Некоторое время Валечка наслаждался просмотром передач, и вот в один прекрасный день у него "снесло крышу": на электростанции произошла авария, и во всем районе выключили свет. Валечка ощутил себя одиноким, лишенным смысла жизни человеком. Для начала он устроил в своей комнате генеральную ревизию: что-то с грохотом перемещал, устанавливал, нещадно разрушал и реконструировал. Словом, повел себя как мэр Москвы.
Я поинтересовался:
— Решил сменить обстановку?
— Дык… Хозяйство вести — не мудами трясти, — мудрствовал хозяин.
Через час поймал меня на кухне и пожаловался:
— В башке зрительный бардак. Пытаюсь упорядочить картину. Внутри меня полемика…
— Забудь про телевизор, — советую, — а то, полемизируя с самим собой, нарвешься на скандал.
К вечеру, как стемнело, Валечка почувствовал приближение информационного кризиса, и на ощупь напился. В нем незамедлительно проснулся Цицерон. Оратор бродил по квартире, беседуя со стенками:
— Вы — конструктивные экстремисты, и имя вам — вертикаль! Пол не прощает потолка!..
Маша перепугалась:
— Может, дать ему снотворного? У меня есть.
Из коридора отчетливо доносилось:
— На высшем уровне встретились Черный плащ, Красный партизан и Синяя борода. Белорусский убийца на крыльях ночи!.. А сейчас музыка Продольного, слова Поперечного! Исполняет Биссектриса Безуглова! За роялем — застуженный артист без публики, трижды орденопросец и две не дали…
— Где снотворное? — спрашиваю.
— В аптечке, — ответила Маша, — а она на кухне. Я туда по темноте не пойду.
Выйдя в коридор, я нашел Валечку сидящим у входной двери и рассуждающим об ошибках своей мятежной юности:
— Я же видел лестницу жизни, покрытую ковром! Так отчего же предпочел откос? — Он поднял глаза и, увидев меня, отмахнулся: — Не мешай: у меня Нюрнбергский процесс. Встать, суд идет! У микрофона — судья Астахов! Доктор Курпатов, введите подсудимого!..
Я прошмыгнул на кухню, нашел в ящике кухонного стола таблетки и, взяв две из них, подошел к рыдающему Валечке.
— Выпей, — говорю, — это поможет.
— Ты предлагаешь эвтаназию? — Возмутился он, но таблетки съел.
Еще минут двадцать он вяло вручал призы каким-то победителям, потом было слышно, как его тело уползло в соседнюю комнату и, наконец, затихло. Мы с Машей облегченно вздохнули.
Наутро Валечка выглядел свежо. Как ни в чем не бывало, предложил:
— Хочешь в телевизор? Поехали со мной. Меня пригласили.
— Таблетки еще есть, — отвечаю.
— Думаешь, я — псих? — Обиделся он. — Да я здоровее всех психов страны! Меня сниматься позвали. Как зрителя. И денег дадут.
— Сколько?
— Пятьсот рублей.
Мне было так совестно, что Маша меня кормит…
Всю дорогу до Останкино Валечка учил:
— Там главное — громко хлопать. Ходит между рядов какой-то пидор и всех лупит по башке: типа, хлопайте, гады!..
— А если в глаз засветить?
— Дык… Не заплатят же!
К полудню мы прибыли. У входа уже собралась внушительная толпа. Старички и старушки, отвязные студенты и просто случайные люди переговаривались между собой:
— А точно по пятьсот дадут?..
— Моя соседка в прошлый раз от духоты в обморок упала…
Рядом с нами стоял мужик лет сорока в джинсовом костюме — явно не новичок. По-деловому сообщил:
— Не слушайте их. Просто выполняйте требования модератора. Сказано "улыбайтесь" — рвите пасть до изнеможения. Прикажут смеяться — хохочите до коликов.
— А если, — спрашиваю, — не смешно?
— Ты ржать сюда пришел или деньги заработать?..
Никогда бы не подумал, что зритель — это оплачиваемая профессия: обычно публика сама раскошеливалась, чтобы посмотреть на любимых артистов. Впрочем, я похож на старого брюзгу…
К нашей группе вышла молодая энергичная женщина в белой блузке и черной мини-юбке. Я сразу понял, что она — телевизионщица. Работники телевидения похожи на деловых сектантов, обладающих знанием некоей истины, притом, что они ее — эту истину — тщательно скрывают. Мне доводилось знать нескольких режиссеров и операторов. Они общались со мной одинаково снисходительно, как с дегенеративным младенцем. К примеру, я говорил:
— Ваша программа — дебилиада.
— Просто ты не в курсе, — улыбались они.
— Тогда введите меня в него! — Горячился я.
— Да что тебе объяснять?..
На этом общие темы исчерпывались…
Итак, нашим взорам явилась женщина. Она скептически окинула взглядом разношерстную толпу, сосчитала нас по головам, как отару овец, и неожиданно громко произнесла: