— И грязно ругатель, — уточняю.
— А что ты написал? — Прищурился собеседник. Ляпиков толкнул меня локтем в бок: "Не оригинальничай!"
— "Нос" Гоголя читали? — Спрашиваю.
— А как же!
— Ну, вот, — говорю.
Павел Игнатьевич на мгновение задумался, потом криво улыбнулся:
— Жванецкий, блин… Я вот тоже песни пишу.
"Причем тут, — думаю, — Гоголь, Жванецкий и песни?" Ну, да ладно…
Павел Игнатьевич вытянулся во весь рост и, вдохнув полной грудью, запел на мотив рок-н-ролла:
Я купил тебе шубу -
Ты сама не могла.
Но вчера типа — тупо
Шуба дуба дала.
Шуба дуба!
Шуба дуба дала!..
В процессе исполнения певец неуклюже пританцовывал. Вероятно, тема сохранности верхней одежды волновала его не меньше, чем теория относительности — Эйнштейна.
— Ну, как? — Поинтересовался он, внезапно оборвав пение.
— Вас будоражит проблема качества шиншиллы? — Переспросил я.
— Нет! Там дальше куплет про моль, — разочарованно пояснил автор. — В том смысле, что она покоцала шубу, и куда смотрит "Гринпис"? Но у меня есть еще! — При слове "еще" из его гортани вырвалась глубокая отрыжка. Мы с Ляпиковым инстинктивно отпрянули, но Павел Игнатьевич подтянул нас руками к себе и томно продолжил музицировать:
Беса мент,
Беса мент мучил:
Жучил, и щучил, и крючил, и дрючил его!
Беса мент,
Беса мент мучил,
Но не добился от беса, увы, ничего!..
— Люблю творить закон как песню! — Заключил исполнитель. — Что скажете?
— Песни хороши, — говорю, — но вторичны. Похожи на татарскую "Йестырдым".
Ляпиков поспешил смягчить приговор:
— Художник имеет право на цитаты!
— Тогда цитируйте точнее, — твердо ответил я, отходя в сторону.
Маша мне высказала:
— Каждый мудозвон что-нибудь да пишет! Что ты с ними любезничаешь?..
Хмурый Ляпиков своеобразно пригласил к столу:
— Вас, конечно, зовут, но п…деть за едой не обязательно.
Есть не хотелось, а вот выпить…
Розовощекий лысач, сидящий напротив нас, назойливо предлагал Маше торталетки:
— Свежачок, мадам! Кстати, сегодня вечером я свободен.
Маша огрызнулась:
— Как? На вас же завели дело!
Лысач на мгновение сошел с лица, после чего вполголоса уточнил:
— Я уже разруливаю. А вы информированы…
На сцене, между тем, появилась группа "Кобзари". Я нехотя поднялся из-за стола и объявил артистов. Главный "Кобзарь" Леня Маневич пафосно провозгласил:
— Наш коллектив в полном составе вступает в ряды в "Единой России"!
Он уже занес руку над гитарным грифом, но тут на авансцену выскочила пожилая женщина восточной внешности. Резко вырвав микрофон из рук солиста, она сообщила:
— Я счастлива быть вместе с вами, хотя меня и ранили в бедро десять лет назад. Любовь к искусству я впитала с молоком. У меня муж Малого театра!..
Я ощутил внутренние заморозки. Директор "Кобзарей" Костя Перепелкин, с которым мы когда-то пьянствовали на гастрольных просторах, по-орлиному налетел на меня:
— Сань, привет! Что ты сидишь? Сделай что-нибудь! У нас самолет на Иркутск через два часа! Уйми ты эту блядь!..
— А ты знаешь средство? — Спрашиваю.
Ляпиков в это время выглядывал из-за кулис, беззвучно шевеля губами. Я набрался смелости и вышел к даме. Попытался перехватить у нее микрофон — бесполезно. Обнял за талию, чтобы увести со сцены — она вросла, как бамбук. Тогда, отыскав глазами звукорежиссера, я подал ему сигнал на экстренное отключение микрофона. Речь дамы грубо оборвалась на словах "я нахожусь на службе положений".
"Кобзари" тут же запели, лишив выступающую возможности продолжать. Мадам обожгла меня южным взглядом и возмутилась:
— Как вы можете? Я несу культуру в полном объеме!
— Смотрите, — говорю, — не надорвитесь…
Из-за спины до меня донеслось "хам, бля", но мне уже было все равно.
Костя Перепелкин возмущался:
— Мы только что приехали с концерта, а здесь нас даже не покормили! Мы для них — челядь!
— Зачем тогда вступили в партию? — Спрашиваю.
— Нам нужны заказы, гастроли на государственном уровне. Мы же — брэнд!
— Ты сам себе противоречишь.
Все это время Маша тайком таскала со стола блюда в гримерку к музыкантам. Она была похожа на кормящую мать. Ляпиков искоса наблюдал за ее перемещениями, но возразить не посмел.
После "Кобзарей" партийцы возжелали петь самостоятельно, и я объявил конкурс караоке. "Медведи" потянулись к микрофонам. Их голоса звучали как трубы на похоронах усопшего алкоголика. Маша нетерпеливо поглядывала на часы: долго еще? Ляпиков грыз ногти, временами нервно давая указания: