— А гдэ администратор?
— Где-то здесь… — Он неопределенно пожимал плечами.
— Вы пэрэдадите ей цвэты?
— Если увижу.
— А коньяк?
— Коньяк — обязательно!..
К полуночи мы осушили не менее пяти бутылок "наташиного" коньяка. Собственной выпивки у нас не было: Марина категорически запретила покидать номер после одиннадцати вечера.
На следующий день концерт повторился с предельной точностью — словно кто-то перемотал пленку фильма назад: те же стрельба, рев толпы и даже мальчик, — только лицо его на сей раз было не окровавленным, а банально грязным. До гостиницы нас довез уже знакомый красный "Икарус".
В номере Володя куда-то засобирался: нервно посматривал на часы и что-то бубнил себе под нос.
— Нам же запрещено выходить, — робко начал я.
— Провел концерт — заткнись, — грубо оборвал меня он.
В половине двенадцатого он вышел из номера и не появлялся до утра. Явился часов в семь абсолютно пьяный. Повалился на кровать, заржал:
— Ну, башлевые мудилы!.. — И тут же отрубился.
Где-то в восемь прискакала Марина. Ее глаза остекленели от ужаса:
— Это звездец, — шепотом кричала она. — Это полный звездец!
— Что случилось? — Спрашиваю.
— Ты должен что-то сделать, иначе первым зарежут тебя!
— Да что произошло?!
— Сегодня последний концерт в здании драмтеатра.
— Спасибо, я в курсе.
— Мы специально это сделали, чтобы пресечь ажиотаж. Но теперь ничто не поможет.
С трудом я добился от нее дельной информации. Наш концерт был запланирован на пять часов вечера, а двумя часами позже в Ереване начинался концерт настоящего "Миража". Короче, авантюра приобретала очертания плачевного финала. И, какой бы глупой ни была Марина, она говорила правду: первым за обман всегда достается тому, кто объявляет артистов. Главным лжецом оказывался я — а, стало быть, и львиная доля праведного гнева должна была неизбежно обрушиться на мою голову. Мне взгрустнулось. Марина потрясла меня за плечи:
— Что ты встал как чурка? Шевели мозгами, пока они еще есть!
Я сел за стол, налил воды из графина. Выпил. Обуздал надвигающийся страх. Постарался взять нейтральный тон:
— Значит, в Ереване? В семь часов? Это точно?
— Я же тебе говорю!.. Ну, ты дубина!
— Давай без оскорблений. Предлагаю сообщить об этом публике.
— Ты что, психически рожденный? Они же тебя гранатами забросают! — Вопила Марина.
— Насколько мне известно, до Еревана полчаса лету, — втолковывал я. — Исходя из этого, предлагаю: группа "Мираж" работает первым номером, раскланивается и как бы едет в аэропорт, а на самом деле прячется в гостинице и сидит тихо. Мы спокойно заканчиваем концерт и так же, шурша, возвращаемся. А утром свинчиваем, пока нас не прибили.
Марина помолчала, потом кивнула:
— А ты не идиот. Рискнем. А Володю я лично пришибу. Он Наташку федаинам продал.
— В смысле?
— Вывез ночью в горы. Уж что они там с ней делали — не знаю, но в городе уже говорят…
— Что именно?
— Вплоть до суммы. Жадная сволочь. Мы с ней об этом не договаривались! Когда проспится, пусть ко мне зайдет.
— Наташа?
— Да ну тебя!..
За час до начала представления мы уже сидели в гримерках. Заглянула Наташа. Ее левый глаз был тщательно загримирован от следов ночного ущерба. Спросила:
— Где Марина?
— Не знаю, — говорю. — Глядя на тебя, подумал, что вы с ней уже виделись…
— Хохмач хренов, — фыркнула она, поспешно надевая черные очки.
Дима Чумак, как всегда, страдал. Поклялся, что ноги его не будет на Кавказе.
— Не торопи события, — мрачно отозвался Володя. — Для этого их еще нужно унести.
Как я и предполагал, мое объявление о концерте "Миража" в Ереване не вызвало никаких подозрений — напротив: публика воодушевилась и потребовала немедленного появления своих любимцев, что те и сделали. Солистка выглядела слегка утомленной, но лошадиные взбрыкивания гитаристов удачно переключали внимание зрителей. По окончании их выступления, я еще раз напомнил, что артисты торопятся на самолет. Наташа послала в зал воздушный поцелуй и скрылась за кулисами. Чтобы как-то остудить толпу, я рассказал пару политических анекдотов, после чего ввернул неуместный пассаж о философии жизни и призрачности бытия. Таким образом, я подвел публику к неизбежности появления на сцене Димы Чумака. Вручив солисту микрофон, я удалился за кулисы. Посмотрел на часы. Было ровно шесть вечера. У меня оставалось полчаса до окончания концерта, и я мог вполне позволить себе попить чай.
Войдя в гримерку, я взял в руку электрический чайник и налил в чашку кипяток. Поставил чайник на стол. Тот отъехал в левую сторону. Удивившись такой самостоятельности неодушевленного предмета, я вернул его на прежнее место. Чайник упрямо отъехал туда же. Я услышал надвигающийся гул, сопровождаемый звоном хрусталя. Звон исходил от люстры, что свисала с потолка, а вот гул… На стене треснула штукатурка, и тонкой острой змейкой поползла вверх к потолку…