Встречу организовали в номере дешевого отельчика на одной из торговых улочек, заполоненных крохотными магазинчиками, что пестрили грудами свезенного со всего мира товара.
Вначале Ричард «снял объект» в безлюдном, располагавшемся возле пляжа районе, задействовав арендованную через подставное лицо машину; представился ему как Хантер и, затем, ведя разговор на отвлеченные от основного мероприятия темы, некоторое время ездил по городу, «проверяясь».
Парень был молод — всего двадцать шесть лет; в меру контактен; английским, несмотря на сильный акцент, владел довольно–таки свободно, хотя знания отдавали явной книжностью; особой нервозности в его поведении Ричард не усмотрел, держался тот ровно, соблюдая ответную корректную доброжелательность,и в номер отеля, приятно выстуженный кондиционером, они вошли, обоюдно готовые к долгой актуальной беседе.
— Должен предупредить, — произнес Ричард сочувственным тоном свою коронную для данных случаев фразу, — что основой нашего разговора должна быть правда и искренность, иначе…Он помедлил. — Иначе я не могу гарантировать конфиденциальности наших отношений.
Парень кивнул, сцепив кисти рук в замок — знак отчуждения и обороны. Пальцы его внезапно дрогнули, и Ричард подумал, что, вероятно, переборщил в своей мягкой угрозе: в конце концов, надо понять, что перебежчик из Ирака и в самом деле рискует головой — тем более здесь, в арабском мире, с паспортом, где нет ни одной визы цивилизованных стран…
Да, что–то сломалось и сломалось непредвиденно скоротечно; хрупкий первоначальный контакт, вроде бы установленный по дороге сюда, утратился и, ругнув себя мысленно за некоторую самонадеянность, Валленберг, шумно открывая морозные банки с «сэвэн–ап», непринужденно увел беседу в сторону, делясь своими наблюдениями о специфике бытия арабских стран,и не забывая при этом, конечно же, о комических казусах, в которые невольно попадает неискушенный, наивный американец пребывающий на этом восхитительно–экзотическом мусульманском Востоке.
Перебежчик несколько успокоился, даже размяк и вдруг, словно бы покорившись уже окончательно некоему тяжко выстранному решению, разоткровенничался.
Психологически ситуация разрешилась, отметил Ричард, участливо кивая собеседнику. Главное — неуклонно вести ее в выбранном русле: исключительно дружеском и доверительном.
Извинившись, он вытащил из папки блокнот и ручку, стенографируя все здесь произносимое; пользование аппаратурой исключалось — он работал на чужой территории, и любую магнитную запись местная контрразведка могла расценить как серьезный ай–яй–яй.
Беспрерывно водить пером по бумаге в течение нескольких часов занятие безрадостное, и тут Ричарду вспомнилось изречение его прошлого супервайзера из ФБР, весьма недолюбливающего людей из Лэнгли: дескать, эти–то? Да, как же, щит страны, неусыпное око. Вообще разведчики — это большие труженники!
Тогда он смеялся, именно смеялся, а не подхихикивал начальству. Теперь же…
— Хорошо. А сколько лет было этому инструктору?.. Ну, примерно… Около пятидесяти? Вы могли бы начертить схему учебного полигона? Замечательно. Сколько человек занималось с вами в этой группе? Вы помните их по именам? Вы встречались с ними в дальнейшем?
И так далее, так далее, так далее…
Валленберг заменил ручку — в стержне иссякли чернила.
Пик беседы: мотив.
Прерваться, выпить глоток газированной кисло–сладкой водички и затем — серьезно–учтивым тоном…
Впрочем, вопрос о мотиве уже отпал; причины, по которым этот парень находится здесь, выяснились в ходе разговора: диктатура в стране, гибель нескольких родственников, приближенных к высшему кругу власти, боязнь — как бы самому не угодить под чугунную пяту тирании… Факты логичные и проверяемые. Но все–таки констатация мотива от первоисточника — вещь необходимая хотя бы потому, что за ней выкристаллизовывается личность. В формулировке есть суть и средства, ее выражающие и оценкой их оценится этот парень. Вначале здесь, после — в Лэнгли, в чудовищно–гениальных компьютерных мозгах, что моментально разложат по полочкам каждое его слово и выплюнут через принтер скальпельнологическое решение по поводу дальнейшей участи «объекта».
— Простите, а какова ваша национальность?
Вопрос прозвучал для Валленберга несколько внезапно.
— Национальность? — переспросил он. — Мои родители родом из Англии. А что?
— Так… — Собеседник пожал плечами. — В общем, я так и предполагал. Раньше почему–то англосакс представлялся мне неким коренастым типом, с крупными чертами лица, рыжеволосым…
— А сейчас?
— Ну… стереотип где–то сидит в подсознании, но почемуто в большинстве своем мне встречаются такие, как вы: высокие, худощавые, кареглазые и черноволосые.
Ричард усмехнулся. Все перечисленное безусловно относилось к нему, но внешние данные он получил от матери, чьи предки в самом деле были родом из Англии; отец же родился в Германии, откуда после войны переехал в США и являл собою типично нордический тип: высокий блондин с ясными голубыми глазами.
Волосы отца выбелило время, он сильно ссутулился, однако и сейчас в нем многие безошибочно признавали немца.
Впрочем, подробности своего происхождения он прояснять в данной ситуации не желал.
— Вернемся, если не возражаете, к нашей общей тематике,продолжил Ричард. — Как понимаю, вы хотели бы попасть в Америку, забыть весь кошмар прошлой жизни и…
— Да–да–да, — перебил собеседник с некоторой долей раздражения.
Что–то опять не так с этим арабом, чем–то он вновь внутренне озаботился и, судя по болезненной тени в глазах, по нервному подергиванию века, снова произошел сбой…
— Поймите, Хантер, — произнес парень, скрипнув зубами, или же Джон, Джеймс… Мы с вами играем в игру, правила которой мне тоже более или менее известны. Я могу еще целые сутки диктовать вам имена, рисовать схемы зданий, указывать, где в кабинете моего начальника стоит стол, а где сейф; я также великолепно понимаю, что мой статус достаточно скромен: оперативный сотрудник среднего уровня, пусть и из главного аппарата… В том числе, я сознаю и другое: если бы перед вами находился не перебежчик, а действующий агент спецслужб противника, могла бы строиться какая–либо перспектива, пусть с допущением провокации и так далее, тому подобное. Но перед вами именно что перебежчик, невозвращенец. А посему главное для вас — выжать информацию. Всю. До капли. А уж что потом…
— Но…
— Я хочу договорить.
— Извините.
— Так вот.«Потом» — важно для меня, не для вас. Вы благополучный стареющий мужчина, вам ведь уже за сорок?
— Увы.
— Но,тем не менее. У вас есть стабильная престижная работа, дом, деньги, гражданство в мощнейшем государстве мира… А что у меня? Объяснять, полагаю, не надо. Поэтому, чтобы не быть выкинутому в мусорную корзину как выжатый апельсин — простите за банальное сравнение, — я должен иметь реальные козыри и сыграть ими не здесь, а в ваших Соединенных Штатах. Козыри таковы: мне известно, каким образом, куда и кем распространяются в арабском мире современные технологии по производству химического, бактереологического и ядерного оружия из бывшего СССР. Вот мой сегодняшний ночной конспект. — Он вытащил из кармана брюк вчетверо сложенную бумагу. — Здесь — общие данные. Однако есть и пикантные детали: фамилии некоторых ученых с генеральскими погонами, их контакты…
— Забавно, — произнес Валленберг в нос, внимательно изучая бумагу.
— Я старался писать насколько мог отчетливо; извините, ни компьютера, ни печатной машинки под рукой здесь не имеется…
— Текст четкий, не беспокойтесь.
— А я и не беспокоюсь, честно говоря. Вы передадите эти данные куда следует и, думаю, ответ на мое требование по перемещению в Штаты придет положительный.
Мгновение Валленберг пребывал в замешательстве. Подобный поворот учитывался, однако то, чем располагал перебежчик, было необходимо не только в Лэнгли, но, наверняка, и еще коегде… И в первую очередь он, Ричард, лично нуждался в полнейшей и всесторонней информации по данному поводу…