… Первоначально «Фема» представляла собой тайное общество средневекового ордена тевтонских рыцарей. В настоящем — «Фема» — нацистская террористическая организация, составленная из бывших офицеров СС.
Руководитель новой «Фемы», возглавивший ее в 1945 году — Хорст фон Пфлюгк–Гартунг, один из убийц К.Либхкнехта, во время второй мировой войны, — резидент немецкой разведки в Дании.
Организация действует на территории Европы, Южной и Северной Америки.
Основное предназначение: планомерные убийства германских офицеров, отрекшихся от своих клятв членов СС и сотрудничающих с союзниками.
Особо следует отметить расправы «Фемы» над немецкими военнопленными в лагерях Конкордия (Канзас), Хери (Техас), Тонкаво (Оклахома), Папаго–Парк (Аризона), Чаффи (Арканзас).
Члены «Фемы» считают себя боевой частью тайного ордена германских властителей, ныне оказавшегося в подполье. Многие из членов «Фемы» — воспитанники «орденсбургов» — специальных академий, созданных в 1943 году для подготовки нацистских руководителей германского генерального штаба.
Из справочных материалов ФБР
ИДЕАЛЬНЫЙ МИР
Пробуждение было тягостным: веки, словно залепленные ссохшейся глиной, отказывались разлепиться; в голове тяжело пульсировала свинцовая боль, и им владело единственное желание: вновь возвратиться в блаженное сонное небытие…
Он почувствовал, как чья–то мягкая, но уверенная рука взла его за запястье; спиртовой холод ущипнул кожу на сгибе локтя, и вслед за тем щекотно вошла в вену тонкая игла шприца…
Сквозь щелочку едва приоткрывшихся глаз он различил размытый овал молодого женского лица и тут же смежил веки, утопая в золотистой волне внезапно и странно нахлынувшего на него не то дурмана, не то сна, услышав напоследок словно сквозь вату:
— Это хорошее тибетское лекарство. Оно быстро нейтрализует отраву. В ней что–то от производных имидазолина…
— Да, к обеду он будет, как новорожденный, мой господин…
Волна, искрясь, властно и нежно подхватила его и потянула в какую–то сияющую, звенящую радостным и торжественным гимном пучину, и он покорно растворился в ее безмятежной, ласковой неге…
Вдруг — жестко клацнул некий переключатель, и Ричард с удивлением обнаружил себя на широкой удобной кровати со спинкой, составленной из концентрических позолоченных дуг.
В небольшой светлой спальне, возле низенького столика, заваленного таблетками и ампулами, сидела в кресле изумительной красоты блондинка с зеленоватыми приветливыми глазами.
— О–у, — сказала блондинка, вставая из кресла. Похоже, господин Валленберг пришел в сознание… — И — с очаровательной улыбкой подойдя к Ричарду, протянула руку, выскользнувшую из полупрозрачного кружева широкого рукава. Представилась: — Глория.
Ноги, кожа, зубки… Сон?
Взгляд глаз напротив как бы смеялся — и печально, и лукаво.
Он сжал нежные, мягкие пальцы…
— Не скрою, — сказал с запинкой. — Вы, Глория, прелестны. А… где, собственно…
— Вы у друзей, — ответила она поспешно, — вам скоро все объяснят. Ваша одежда в шкафу; одевайтесь и — спускайтесь вниз. — Она подняла руку в приветствии, и тут же исчезла за резной ясеневой дверью, оставив после себя лишь тонкий горьковатый аромат духов…
Свою одежду Ричард нашел в шкафу. Натянув брюки, подошел к окну, отдернул легкие занавески и — ахнул, невольно оперевшись ладонями о подоконник: окно выходило в глубокую пропасть, а вокруг — серо тянулся до горизонта горный нескончаемый массив, осыпанный редким снежком.
Где он?
С удивлением открылось, что ни тревоги, ни страха он не испытывает, равно как и привычной потребности в каком–либо анализе происходящего. Красотка Глория сказала, чтобы он спустился вниз? Что же, он спустится вниз.
Внизу, в затянутой гобеленами гостиной, несмотря на самый разгар ясного дня, горела люстра, а окна закрывали черные бархатные гардины, что в сочетании со скользским сиянием паркета и зеркалами в позолоченных рамах производило впечатление некоей заупокойной торжественности.
— Дневной свет режет мои старые глаза, — внезапно услышал Ричард и только тут заметил сидевшего в углу, в темно–вишневом бархатном кресле, сухонького старичка, уставившегося на него бесстрастно–оценивающим взором. Вероятно, вы слышали обо мне, — сказал старичок. — Меня зовут Фридрих Краузе. — И — замолчал, как бы ожидая подтверждения.
— Да, — сказал Ричард. — Вы взяли свои бумаги?
Краузе легонько усмехнулся.
— Взял, взял… Ох, и затеяли же вы вчера веселенькую историю… До сих пор разбираемся…
— Какую историю, где я нахожусь?..
— Не спешите, — оборвал Краузе Ричарда. — Вам уже спешить некуда. И давайте — по порядку. Находитесь вы в Альпах, куда вас перевезли на моем вертолете; среди чудесных видов и свежего воздуха… А вкратце вчерашняя история такова: на вас покушались с четырех разных сторон одновременно. Верх одержали мои люди, и благодарите за это судьбу, иначе уже сейчас военный самолет США совершал бы посадку в районе Вашингтона с господином Валленбергом на борту, закованным в наручники. Желаете выслушать подробности?
— Естественно.
Краузе изложил подробности.
— И… что вы сделали с этим русским полковником и с…
— С владельцем магазина и с боевиком из ЦРУ? подсказал Краузе. — Пока — ничего. Коллегу вашего, думаю, мы отпустим, а вот что делать с русскими постояльцами — зависит от вас. Можете их казнить, можете — помиловать с возмещением вам морального и материального ущерба, они — ребята не бедные, как выяснилось…
— Последний вариант — подходящий, — заметил Ричард. Не понимаю только природу вашей благосклонности к моей скромной персоне…
— Вот! — Из кармана вязаной кофты Краузе достал серебряную цепочку с камнем, и Ричард невольно коснулся рукой груди, только сейчас обнаружив отсутствие кулона.
Краузе рассыпал бесцветный, меленький смешок, глядя на его растерянность.
— Вот! — повторил уже с некоторой долей торжества, передавая цепь Ричарду. — Это — твое по праву.
Камень лег на ладонь, сразу же начав окрашиваться в алый цвет. Краузе смотрел на эту метаморфозу с зачарованным восторгом.
— Милый Рихард… — Голос его дрогнул. — Когда–то… точно также камень отзывался и на мое прикосновение. Но ныне что–то изменилось… Я не знаю… Может, старость, может, я в чем–то провинился, и о н и отвернулись от меня… И вдруг — ты. И — амулет, признавший нового хозяина… Значит, ты — избранный. Ты!
— А кто «они»? — поинтересовался Ричард хмуро. — И о какой избранности идет речь?
— А это, — сказал Краузе, — долгий разговор. Однако, прежде, чем начать его, знай: теперь ты для меня — как сын. Сын и наследник. Амулету же — несколько тысяч лет. И лишь единицы из многих и многих миллионов имеют право носить его и пользоваться его силой. — На мгновение он запнулся: распахнулась белая, украшенная позолоченными лилиями дверь, и в гостиной появилась Глория.
Темно–синее вечернее платье с поясом из тонких золотых колец, кружевные отвороты рукавов, легкие замшевые туфли…
— Представлять вас нет надобности, — констатировал Краузе. — Однако уточню: Глория — моя внучка.
— Время обеда, — произнесла она, обращаясь к Ричарду. Вам следовало бы всерьез подкрепиться.
Словно услышав ее слова, в гостиную вошли две женщиныкитаянки в одинаковых черных брюках и белых блузках, принявшись сервировать стол.
Престарелый Краузе предпочел из поданных блюд отварной рис с тушеными овощами; его примеру последовала и Глория; Ричард же отведал салат из крабов и мясо индейки в кисло–сладком соусе.
— Я не позволяю себе алкоголя, — сказал Краузе, — но сегодня особенный день… — Он покосился на официантку, тотчас наполнившую высокие, с витыми ножками бокалы медового цвета вином. — Я хочу выпить за то, чтобы отныне долгие годы мы каждодневно разделяли совместную трапезу… Прозит!
Глория взглянула на Ричарда и тут же опустила глаза, зардевшись.
Он же, улыбнувшись ей, молча выпил вино, ощущая на себе испытующий, но, одновременно, и доброжелательный взгляд старика.