— Сколько людей проживает?
— Со мной — трое.
— Ну это еще годится, — Федька покашлял и деловито спросил: — Так, слушаю тебя, Леонард Кузьмич. Давай.
— Что давай?
— Говори, что там у тебя да как.
— Да по-прежнему на Варьке женат, сын в институ…
— Поступить хочет?
— Поступил. Арабский учит, ох, и трудно ему, одно слово «верблюд», говорит, четыре тысячи синонимов имеет!
— С учебниками, что ли, туго?
— Да нет, все есть.
— От картошки освободить?
— Уже вернулся.
— Может, сумку фирменную хочет, чтоб все упали? Есть у меня такая японская — «Спортклуб, путешествия, приключения», в клеточку, а?
— Да нет, есть у него сумка!
— Тогда, может, сессию завалил? Может, похлопотать надо?
— Спасибо… Тройка, правда, есть, но мы исправим.
— Так… — Федька помолчал и, как мне показалось, удивленно спросил: — Ну так что ты?
— Как что? — не понял я.
— Не может быть, чтобы тебе ничего не было надо!
— Да нет, ничего не надо! — радостно сказал я. — Все у меня есть. Тьфу, тьфу, тьфу, конечно! Очень рад был тебя слышать. Никуда не уезжаешь?
— Да нет…
— Надо обязательно встретиться. На днях, лады?
— Лады… — неуверенно произнес Федька.
Я пожелал ему всего доброго и повесил трубку. На душе было легко, совесть понемногу успокоилась. Четкими квадратными буквами я вывел на перекидном календаре: «Федьке — звонить вечно!»
На следующий день жена неожиданно спросила меня:
— Ты чего это Федьке Сидорову звонил?
— Но откуда ты знаешь?
— Валька Зайцева меня разыскала. Федька ей на тебя пожаловался. Совсем, говорит, Лёдьку не узнаю. Куда, говорит, подевалась его откровенность, решительность…
— Как… то есть? — обомлел я.
— Да, говорит, чувствую, ему что-то нужно, нашел ведь меня, а о деле говорить стесняется, все темнит, все вокруг да около. Федька-то, оказывается, директор нашего торгового центра! Ты не знал?
— Очень рад за него.
— А за меня? Немедленно позвони ему и попроси вот по этому списку.
С этими словами жена протянула мне длинный лист бумаги, исписанный мелким почерком.
— Да это же неудо… — начал было я, но встретил такой решительный взгляд, что рука моя сама по себе потянулась к телефонной трубке.
— Федь… — слабым голосом сказал я. — Это я, Лёдик… Ты извини, что я…
— Лады, — сказал Федька, выслушав мой список. — Я все застенографировал. Все, конечно, дефицит, но не для друзей.
— Может, тебе это трудно? Может, я тебя обременил?
— Пустяки, Лёдик! Главное — дружба, которую ничто не вычеркнет из нашей жизни. Вот Валька Зайцева. Свадебное платье для дочери ее достал! Архимодное! Да и Димке Козлову — а он вообще со мной здороваться забывал — пиджак устроил, кожаный аргентинский! Все хорошие ребята, все меня не забывают!
И ты вот объявился… Жаль, конечно, что карьера у тебя не удалась, но хоть жилищные условия хорошие, и это хлеб. Спасибо, что позвонил! Звякну тебе через пару деньков.
Он действительно «звякнул» через пару деньков и, сообщив, что заказ по списку выполнен, сказал:
— Так он к тебе уже выехал. Будет через полчаса. Прими и обогрей!
— Кого… обогреть? — удивился я. — Кто выехал?!
— Да один нужный человек из одного дефицитного управления. Инкогнито с секретаршей. В творческой командировке. Поживут в твоей трехкомнатной месячишко. Общий привет!
Он повесил трубку, а я еще долго слушал короткие гудки, с трудом сознавая, что действительно вновь обрел старого друга.
ЭХ, ПРОКАЧУ!
ПЕШЕХОД ЗА РУЛЕМ
И вот настал час, когда вы, вчерашний пешеход-ветеран со стажем, не поддающимся летосчислению, с трепетом раскрыли тугую дверцу своей автомашины и, не совсем еще отдавая отчет в свершившемся, очутились в элегантном салоне, который долго еще будет вас тревожить стойким заводским запахом.
Первую ночь вы не спите: все лихорадочно думаете о своем приобретении и даже пару раз бегаете босиком на кухню глянуть в окно, стоят ли на месте ваши сверкающие «Жигули».
А утром сердце ваше обрывается и повисает на правом заднем крыле у содранной неизвестным автозлоумышленником драгоценной эмали. Вы, страшно побледнев, беспорядочно бегаете по двору и сдавленным голосом пытаетесь выяснить у дворников и прохожих номер машины-злодейки.
Увы!..
Потом вы бросаетесь в магазин, чтобы купить нитрокраску, но тут же убеждаетесь, что вашего цвета в продаже не было, нет и не будет, хотя надежда, конечно, есть. Бывалые люди успокаивают вас, объясняя, что шрам вначале надо «загрунтовать», и вы, изучив новое слово в энциклопедическом словаре, кидаетесь в магазин, прихватив авоську. Но «грунтовки» тоже нет, хотя и бывает, и вы по совету уже других бывалых людей смазываете пока что шрам всесезонным машинным маслом, чтоб не заржавел, а сами вместо обеда ежедневно прочесываете магазины. Вскоре вы замечаете, что все это положительно сказалось на вашей фигуре: сначала исчез живот, а следом за ним и двойной подбородок.
Однажды, сделав поворот на стрелку, которая, как известно, горит считанные секунды, вы замешкались на середине улицы, пропуская троллейбус, и инспектор ГАИ сердито помахал вам жезлом.
— Почему выехали на красный свет? — устало говорит он, изучая ваши документы так дотошно, словно вы их только что изготовили при помощи стеклоочистителей.
Вы что-то лепечете в свое оправдание, с ужасом осознавая, что ничего не сможете доказать, а инспектор уже вынимает дырокол.
Документы вам все же вернули и даже отдали честь, и вы едете дальше, но пульс ваш стучит с такой же частотой, как у космонавта Армстронга в момент высадки на Луну.
У перекрестка вы, будучи все еще под впечатлением встречи с инспектором, тормозите, не рассчитав скорость, но все же наезжаете на машину, которая остановилась перед вами на желтый свет. Легкий толчок, и все вроде бы обошлось, но из машины выскакивает жилистый человек с интеллигентными залысинами. Раскрылатившись, он преграждает вам путь, хотя вы и не думаете трогать с места, и цепко удерживает вашу машину за фару, хотя она стоит на месте.
Потом нехотя, с кислым лицом подходит инспектор ГАИ, и жилистый, поигрывая желваками, заявляет, что вы сломали ему бампер. В свою очередь, вы тоже возмущаетесь, видя, что бампер цел.
— Значит, к согласию прийти не можете, — вяло констатирует инспектор. — Тогда, граждане, вынужден забрать ваши права. Следователь установит истину.
Но вам совсем не хочется, чтобы вас лишили прав, которые вы получили чудом, проваливаясь три года подряд, а слово «следователь» зажигает ваши щеки прекрасным румянцем. Посему вы спешно извлекаете из кармана двадцать пять рублей, отложенных на покупку праздничной рубашки, и предлагаете лжепотерпевшему, который выхватывает их у вас с такой готовностью, словно знал об этом еще вчера. И все успокаивается. Все едут и идут по своим делам.
Затем вы обнаруживаете, что совсем незаметно накатали две тысячи километров, и отправляетесь на станцию техобслуживания делать первое в своей жизни «ТэО». Вы думаете, что это займет два три часа, и отпрашиваетесь на работе, но ваша очередь подходит только к вечеру. Конечно, она могла бы подойти и раньше, если бы не эти бесконечные машины, вклинивающиеся с черного хода. Вас это нервирует, но вы ничего не можете предпринять, тем более что мысли ваши наполовину заняты завтрашними неприятностями по поводу вынужденного прогула. И в этот самый момент из-за перегородки, отделяющей легкомысленных владельцев от вдумчивых работников автосервиса, к вам подходит парень по имени Эдик со скептической улыбкой и твердым взглядом. Он разминает масляными пальцами сигарету «Кент» и спрашивает, глядя сквозь вас: