Трассы «фоккера» беспрерывно сопровождают его. По личному опыту Рене знает: главное сейчас — идти над самой землей, постоянно меняя курс.
Настырный ФВ-190 не отстает. Жаждет крови. И достиг бы своего, да только верные друзья Марки и Ирибарн, разделавшись со своими противниками, ринулись на помощь. Они расстреляли гитлеровца, помогли командиру прийти на аэродром. Но после посадки Шалль сам выйти из кабины был уже не в состоянии. Механики, удивленные тем, что из самолета никто не выходит, помчались к нему. Прибежал и Агавельян.
Не приходящего в чувство командира эскадрильи бережно перенесли на командный пункт. Поблизости не оказалось ни одного санитара. Сергей Давидович быстро разыскал медицинскую сумку, сделал Шаллю укол камфоры, перевязал ему раны.
— Как там наши? — был первый вопрос Рене, наконец открывшего глаза.
— Марки, Ирибарн, Соваж и Шаррас сбили по немецкому самолету. Не вернулся Жан Пикено.
— Что теперь будет со мной?
— Срочно отправим вас в полевой госпиталь. Через неделю-две вернетесь.
Рене Шалль заскрежетал зубами.
Он еще не так бы отреагировал, знай, что в полку его больше не дождутся.
Ранения оказались очень сложными, лечение — затяжным. Шалль нервничал, рвался в полк, но его, теперь уже вместе с Шарлем Ревершоном, доставленным в полевой госпиталь забинтованным с головы до ног, отправили в Москву.
Ревершон, лежа на носилках, крепко держал в торчащем из-под покрывала кулаке игрушечного медвежонка.
— Не выпускает с аэродрома, — сказала сопровождавшая медсестра.
— Это мой амулет, подарок Люси, — прошептал запекшимися губами Шарль.
А потом, помолчав, безо всякой видимой связи, продолжил:
— Командир, а Ирибарн погиб. Вчера.
Рене как током ударила эта весть. Талант молодого летчика-истребителя только начал раскрываться. Комэск возлагал на него большие надежды. Изменчивы бойцовское счастье, удача. Рене взглянул на Ревершона, на его амулет. И вспомнил, как неделю назад Ирибарн в поисках какой-то потерянной вещи перевернул вверх дном все в комнате, где жил с летчиками.
— Шарль, ты не знаешь, что пропало тогда у Робера?
— Такой же мишка от Люси…
«Теперь понятно, почему Ревершон вспомнил о Ирибарне, — подумал Шалль. — Он уверен, что именно этот медвежонок спас ему жизнь».
Из госпиталя лишившийся ноги Шарль Ревершон отправился в Лондон, Рене Шалль — во Францию. Последний увез что ни есть горчайшую весть для матери; 27 марта в неравном бою погиб младший брат Морис. После того как им был подбит русский самолет, Морис все время жаждал собственной кровью смыть вину. Он смыл ее вражьей, сразив десять пиратов-гитлеровцев.
Через Шталупинен и Гумбинен пролегали шоссейные и железнодорожные магистрали, ведущие к Кенигсбергу и его порту. По ним днем и ночью двигались автоколонны и эшелоны противника в обоих направлениях. Две недели шли бои за эти жизненно важные для врага коммуникационные узлы. И конечно же здесь хватало работы авиации.
Мартен во главе четверки вылетел сюда с заданием «очистить небо от фашистских самолетов».
Когда вошли в нужный сектор, Игорь-Мишель запросил по радио:
— Сообщите ваше местонахождение?
— Три километра к югу от Шталупинена.
— Отлично. Шесть «фоккеров» идут от Гумбинена.
— Понял. Движемся навстречу.
Через секунду:
— Восемь «фокке-вульфов» идут от Гумбинена.
«Так сколько же их — шесть или восемь? — спросил себя Рене Мартен. — Собственно, какое это имеет значение! Захаров говорит, повторяя Суворова: врагов не считают — их бьют».
Все же их оказалось восемь. Они перестраивались выше «нормандцев», готовясь ринуться в пике на наши траншеи.
Надо осмотреться, нет ли еще где вражеских машин. Батюшки! Сзади еще шесть «фоккеров» идут своим навстречу. Что за чудеса? Тактическая хитрость? До сих пор немцы — твердые приверженцы раз и навсегда установленной методики действий — не проявляли подобной гибкости. Что, жизнь заставляет? Извлекают уроки из горького опыта?
Как два поезда на параллельных рельсах, обе группы противника разминулись, едва не зацепив друг друга крыльями, и стали удаляться каждый в свою сторону. Что это значит? Почему они уходят? «Высота! — мелькнуло в голове Мартена. — Знают о слабости «яка»; выше пяти тысяч метров он хуже управляется. А, черт, как же я сразу не сообразил этого? Фашисты, имея больший запас горючего, дождутся, пока мы будем вынуждены уйти, а потом приступят к своему черному делу. Ну что ж, придется ответить на хитрость хитростью».