Летчики не успели перекусить, когда Игорь-Мишель передал:
— «Соколы» вступили в бой с превосходящими силами.
— По самолетам! — скомандовал Дельфино, на ходу дожевывая бутерброд.
Французы подоспели вовремя.
— Фино, смотрите, семнадцатый сразу с тремя сражается! — закричал Шаррас.
— Прикрой, — приказал Дельфино, — Это — Лавриненков. Надо помочь.
Луи с лета сразил одного — своего пятнадцатого — «месса». Два других тут же ушли в сторону.
Снова «як» и «лавочкин» стали рядом, устремились в атаку, сзади их надежно защищали Шаррас и Борисов.
Видя, как мастерски их ведущие расправляются с врагами, оба думали: «И чего было спорить, какой самолетов лучше? Вот где проверка. И летчики, и техника — высший класс!»
Из полета Дельфино вернулся последним.
Все слышали, как он передавал: «Собирайтесь, собирайтесь, уходим!» А собрались — командира нет. Так и пришли на аэродром без него.
Полк загудел, как растревоженный улей. А Дельфино в это время незаметно ткнулся в самый край полосы и зарулил на стоянку. Обрадованный механик бросился на крыло, стал помогать Дельфино выбраться из кабины.
Тут же прибежали пилоты, обступили Дельфино.
— Что случилось, командир?
— Куда вы пропали?
— Отдав команду о сборе, я увидел «месса».
— Раз вернулись, значит сбили его! — воскликнул кто-то радостно.
— Нет, не совсем так. Мне никак не удавалось зайти ему в хвост.
— Почему же, командир?
— Причина простая: это была тень моего самолета на облаках, которую я принял за «месса». К счастью, быстро осознал ошибку.
Все рассмеялись.
А через три дня в армейской газете был помещен снимок поверженного на землю «мессера» с желтой линией и ста двадцатью крестами на фюзеляже. «Этого, одного из крупных немецких асов, сразил командир полка «Нормандия — Неман» подполковник Луи Дельфино. Это его шестнадцатая победа», — гласила текстовка.
— Командир, почему умолчали об этом?
— Не хотел кормить свой халат, — отделался он шуткой.
Все было бы хорошо, да никто не мог забыть о Франсуа де Жоффре. Кто-то видел, как пошел он в сторону залива Фриш-гаф. Кому-то показалось, что выпрыгнул с парашютом. Ходило много всяких версий, но никто ничего достоверно не знал.
Лишь один человек мог совершенно точно рассказать, что случилось с французским летчиком, да он находился слишком далеко.
Он — командир стрелкового батальона капитан Г. Назарян — наблюдал с земли, как в воздушном бою загорелся наш истребитель, как из него выбрался летчик, выпрыгнул, раскрыл парашют и его понесло в сторону залива Фриш-гаф.
А между батальоном и берегом окопался враг. До самого вечера шел яростный бой, пока, наконец, враг не был рассеян и уничтожен.
Начинало темнеть, а беспокойство за летчика не давало покоя командиру батальона. Он приводнился утром — между десятью и одиннадцатью. Смог ли столько держаться в ледяной воде? Пока было хоть что-то видно, рассматривал водную поверхность в бинокль. Трупы, бочки, разные обломки, но никаких признаков жизни.
Наступила ночь. Измотанный боем, не спавший много суток подряд, весь обросший, грязный, Назарян тем не менее не пошел отдыхать — уселся на берегу моря. И вдруг послышался еле различимый зов. «Галлюцинация, наверное», — решил Назарян. Но снова раздался неясный крик. Потом еще. Засевшие где-то справа немцы открыли по нему огонь.
Назарян заметил человека, мертвой хваткой уцепившегося за бревно. Летчик это, конечно, летчик! Один из солдат бросился в воду — на помощь. Человек был в полубессознательном состоянии.
Солдат стал толкать бревно к берегу, чувствуя, что от пронизывающего до костей холода силы начинают покидать и его. Однако с упорством греб и греб, решив во что бы то ни стало достичь берега.
Их обоих подхватили на руки солдаты. Влили спирта во рты, раздели, растерли им тела.
На комбинезоне спасенного тускло мерцал орден Отечественной войны 1-й степени. А когда пришел в себя, все удивились незнакомой речи пилота.
Услышав наименование «Нормандия — Неман», обрадовались тому, что им довелось спасти мужественного француза.
Кенигсберг пал.
В полк прибыли дорогие гости-гвардейцы 9-го истребительного. Прибыли отметить взятие «неприступной крепости», за которую вместе сражались, и попрощаться: они, временно приданные 303-й дивизии, убывали на другое, берлинское направление. «Нормандцы» оставались в Восточной Пруссии до окончательного решения вопроса o формировании дивизии «Франция».
На торжественном вечере де Жоффр и Амет-хан сидели рядом.