Встретив в Эренбурге еще одного друга, по-настоящему заинтересованного в делах «Нормандии», Ив Майе, Андре Познански, Альбер Прециози пожаловались ему на то, что их слишком долго держат на «приколе». Надоело, мол, как бы ускорить отправку на фронт?
— Узнаю французов, узнаю! — ответил писатель, мягко улыбаясь. — Они все, как солдаты Наполеона в лучшие времена: я ворчу, но я иду.
— В данной ситуации точнее было бы сказать: мы ворчим, но мы ждем, — подсказал Литольф.
— Господа, — внес ясность пресс-атташе. — Хочу вас обрадовать: в начале января вы получите десять самолетов Як-один.
— Спасибо! — вскочили «мушкетеры». — За ваше оружие чести — вива! — провозгласили тост.
Затем кто-то запиликал на губной гармошке, кто-то застучал ложками, и вдруг взвилась песня: «О, Париж, мой Париж…» Вместе с «нормандцами» пели Илья Эренбург, Павел Друзенков, все присутствующие из русских.
Шампенуа сказал не все. Он приберег еще одно не менее приятное сообщение, чтобы объявить о нем ближе к двенадцати. И когда нужное время подоспело, открыл свой портфель, извлек оттуда шелковый мешочек с вышитой на нем желтой надписью: «Летчикам «Нормандии», высоко поднял его над головой.
— Это, господа, вместе с новогодним поздравлением передали вам Люсетт и Жинетт!
Что тут началось! Буря восторгов. Французы от радости прыгали, как мальчишки, отовсюду неслись возгласы:
— Вива Люси и Жижи! Прекрасные девушки! Помнят о нас! Настоящие француженки! Да здравствует свободная Франция!
Когда все приутихли, Шампенуа развязал шнурок мешочка и высыпал на стол золотые нарукавные нашивки, созданные девичьими руками.
Летчики мигом расхватали их, начали рассматривать, примерять к рукавам.
Замешкавшемуся Бизьену нашивки не досталось. Он стоял у стола, растерянно глядя на Шампенуа.
— Кто здесь Ив Бизьен? — вдруг спросил тот.
— Я! — встрепенулся «обиженный».
— Простите, немного забылся. Для вас есть нашивка персональная.
Шампенуа извлек из нагрудного кармана что-то наподобие шоколадки в блестящей фольге.
— Велено передать лично вам.
Воссиявший от счастья Ив бережно развернул фольгу и увидел такую же, как у всех, нашивку, с той лишь разницей, что на оборотной стороне скромной белой ниткой было выстрочено имя, ставшее вдруг дорогим и родным: «Люси».
Ив был вне себя от радости. Летчики откровенно завидовали «малышу Бизьену», сумевшему пленить сердце первой же француженки, встретившейся ему в России.
Никто не думал тогда, что изображение нарукавной нашивки: два золотистых льва на красном фоне — герб провинции Нормандия — станет вскоре эмблемой эскадрильи. Вместе с добротой девушки подарили соотечественникам символ преданности своей любимой родине.
«Мушкетеры» умудрились незаметно прикрепить нашивки к рукавам, чем заслужили право ровно в двенадцать часов по московскому времени провозгласить тост за Францию, за ее освобождение от злобного, коварного врага.
Новогодний вечер удался на славу. Он влил в «нормандцев» новый заряд бодрости и энергии, дал еще раз почувствовать, что в «далекой холодной России» они не одиноки, с ними все, кому ненавистен фашизм.
Уезжая, Шампепуа вручил Пуликену пакет. Сказал:
— Вскроете потом.
Илья Эренбург обратился ко всем сразу:
— Следите за «Правдой» и «Красной звездой». Скоро о вас узнает весь мир.
Желанные гости отбыли.
Зайдя в кабинет, Пуликен вскрыл пакет, вынул из него и развернул аккуратно сложенный лист меловой бумаги. Прочитал машинописный текст: «Майору Жозефу Пуликену. Ваш рапорт рассмотрен. Будет удовлетворен после полной подготовки эскадрильи к боевым действиям. Генерал Пети».
— Все правильно, — произнес вполголоса. — Дело должно быть доведено до конца.
Через три дня на аэродроме приземлились 10 новеньких, только что с завода Як-1. Тюлян, Литольф, де ля Пуап загорячились:
— Давайте сразу летать на них.
— Нет-нет! — отрезал Пуликен. — Сначала — на Як-семь. Вы, Тюлян, сделаете на нем контрольные полеты со всеми, лично дадите каждому допуск к боевой машине. За это время ваш механик Жан Калорб покрасит коки винтов в сине-бело-красный цвет.
Тюлян приступил к делу незамедлительно. Подъем для авиаспециалистов был объявлен раньше. Бедняги коченели на жгучем ветру, пока удавалось запустить двигатели. А потом, до прихода летчиков, они, сидя в кабинах, поддерживали работу двигателей на малых оборотах.
Майор Тюлян — худой, жилистый, с вечно блуждающей улыбкой, торопил время. Одного за другим сажал в кабину учебно-тренировочного «яка» пилотов, по очереди передавал им управление самолетом: выруливайте, взлетайте… Если в первом полете по кругу летчик действовал нормально, разрешал ему пересесть на Як-1 — отрабатывать управление на выруливании, взлете…