Согласно этой теории в воздухе и разыгрался неуправляемый бой — без какого-либо тактического замысла и взаимопомощи между летчиками.
В смертельной схватке вертится ревущий моторами, изрыгающий огненные трассы клубок, из которого то и дело выпадают и, кувыркаясь, несутся к земле охваченные пламенем машины. Кто как действует, чья жизнь оборвалась — трудно, пожалуй, невозможно разобраться.
Ожесточенная схватка длилась ровно столько, на сколько хватило запаса горючего и боеприпасов. После этого стороны разошлись. Немцы недосчитались трех «фоккеров» — их сбили Тюлян, Майе и Дюран. Комэск ведет назад только три «яка». С ним нет Ива Бизьена, Раймона Дервиля, Андре Познански.
На исходе второй недели боевых действий — траур, черный день в жизни эскадрильи.
— Попробуй-ка теперь не верить в это проклятое «тринадцать», — горестно произносит Литольф.
К «нормандцам» прибывает командарм — генерал-лейтенант авиации С. А. Худяков. Он долго говорит с Тюляном, выясняя причины столь больших потерь. Внушает ему; на одной смелости «домой» не прилетишь. Самым виртуозным пилотажным и огневым мастерством воздушного превосходства не достигнешь.
— Нам не нужны победы такой дорогой ценой, — говорит бывалый генерал. — Вы должны научиться коллективным методам боя, стоять друг за друга горой, иначе от эскадрильи может остаться лишь название. Только сражаться начали, а вас уже осталось одиннадцать!
Мишель Шик переводил слово в слово. Трудно, очень трудно воспринял Тюлян советскую науку побеждать.
Внимательно выслушав командарма, Жан сказал:
— Мы учтем ваши советы, генерал. Но есть и к вам просьба — дать нам возможность заниматься настоящей работой истребителей. А эти сопровождения, прикрытия, опять сопровождения…
— Хорошо, подумаем над этим, — заверил Худяков. — Однако и вы как следует помозгуйте. Надо беречь людей.
— Задача ясна!
С напутствием командарма Тюлян направился к летчикам. Войдя в помещение, застал их за делом, смысл которого до него не сразу дошел.
— Пачка сигарет? — мрачно вопрошал Ив Майе.
— Марселю Альберу, — распоряжался Жозеф Риссо.
— Получай, дружище, — говорил Майе, наклонялся, брал из чемодана что-то другое и продолжал; — Перочинный нож немецкого производства?
— Ноелю Кастелену.
— Получай да о друге помни. Шелковый платочек с вышивкой?
— С какой вышивкой? — строго спросил Тюлян, догадываясь, что здесь происходит.
— «Сыну Раймону на счастье», — прочитал Майе.
— Ну и кому же велите вручить его, Жозеф? — Комэск круто повернулся к Риссо.
— Мой командир, давайте реально, без сантиментов, посмотрим на положение дел. Куда девать вещи погибших? Во Францию не отошлешь. Пропадут ведь. Вот мы и решили поделить их между собой.
— Авось кто-либо из нас выживет, хоть что-нибудь привезет родным после войны, — вставил Литольф.
— А до тех пор вещи друзей будут напоминать нам о них и взывать к мщению, — заключил Ролан де ля Пуап.
Майор Тюлян задумался. Прикинув так и этак, он сказал:
— В ваших рассуждениях есть своя логика. Только больно тяжело она воспринимается.
— Другого выхода нет, командир.
— Так уж и нет. Давайте-ка вещи павших в бою, составляющие семейные реликвии, учитывать и сдавать на хранение де Панжу и Жоржу Лебединскому.
— В этом есть резон, — согласился де ля Пуап. — Первым следует сдать Жану шелковый платочек Дервиля с вышивкой его матери.
— Следующее — серебряный портсигар Андре Познански с монограммой, — добавил Ив Майе. — А кому отдать авторучку Бизьена с золотым пером?
— Жан Луи Тюляну, — предписал Риссо.
— Получите, мой командир.
Майор долго печально смотрел на доставшуюся вещь, молча положил ее в нагрудный карман. По скулам комэска бегали желваки.
Генерал С. А. Худяков, вернувшись в штаб армии, собрал Военный совет.
— «Нормандцы» потеряли сразу трех лучших летчиков. Эскадрилью следует научить сражаться по нашему принципу: один за всех и все за одного. Какие будут предложения?