В эскадрилью прибыли летчики братского 18-го полка во главе со своим командиром Голубовым, а из Москвы приехал генерал Пети.
Вначале все шло по программе. На лесной поляне выстроился личный состав. Пети поздравил с праздником, после чего был приспущен трехцветный французский флаг, который, становясь на колено, торжественно целовал каждый «нормандец».
И тут с командного пункта дивизии поступила команда: срочно выслать истребители эскадрильи на сопровождение бомбардировщиков.
В воздух поднялись Ролан де ля Пуап, Лефевр, Альбер, Беген, Кастелен. В небе они примкнули к истребителям 18-го гвардейского полка и вскоре приняли сигнал «Вижу противника».
Бой был жестоким. Несколько вражеских машин упало на землю, остальные спаслись бегством. Из «нормандцев» без повреждения возвратился только Лефевр.
Пулеметная очередь раздробила в самолете Бегена законцовку левой консоли. «Як» стал плохо слушаться рулей. Это злило Дидье. Он сел на первый попавшийся промежуточный аэродром, представился хозяевам, попросил обыкновенную ножовку. Все, кто мог, собрались посмотреть, что будет делать француз. А Беген преспокойно отпилил часть крыла, запустил мотор и отправился «домой». Друзья долго не верили в возможность такой «операции». Изучали срез, рядили-судили, и сошлись на том, что тут действительно поработали пилой.
Де ля Пуап на «яке» с акульей пастью на фюзеляже (по настоятельной просьбе пилота ее нарисовал механик Жорж Марлей) приземлился и вылез из кабины, то и дело вытирая платочком сочащуюся из уха кровь.
— Скорее раскрывай свою аптеку, Жорж, — обратился он к Лебединскому, горестно улыбаясь.
Что толку было в той аптечке — деревянном зеленом ящике с красным крестом на крышке, — которую врач всегда таскал за собой: там, кроме ваты, бинтов, йода, пилюль и бутылки из-под спирта (испарился во французских глотках — шутили летчики), ничего не имелось.
Лебединский обследовал ухо, поставил диагноз:
— Лопнула барабанная перепонка. Ничего страшного, до свадьбы заживет.
Упреждая события, скажем, что де ля Пуапа пришлось срочно отправлять в госпиталь, где он вместе с Лефевром, подхватившим желтуху, провел целых три недели.
Перед взлетом к Ролану подошел Литольф:
— Вы хоть сбили того, из-за кого пострадали?
— Определенно сбил бы, да забыл снять предохранители с оружия, — зло сплюнул Пуап.
— Вам не акулу, а ворону следует нарисовать, — процедил сквозь зубы заместитель комэска. Его раздраженность можно было понять: в строю оставалось все меньше опытных бойцов.
Не успели улечься страсти, вызванные происшедшим с Роланом, как внимание всех привлекла появившаяся на горизонте машина Альбера. Почему она так странно летит? То поднимает нос, то опускает. И звук мотора прерывается. Что бы это значило? Подбит самолет? Ранен пилот?
А «як» между тем «приковылял» к аэродрому. На посадку Альбер пошел с выключенным мотором. Приземлился, вернее, плюхнулся в самом начале полосы. Первым встретившим его «нормандцам» сказал:
— Если бы не судорога руки, сел бы лучше.
Оказалось, что вражеский снаряд повредил систему топливопитания. Но с помощью ручного подкачивающего насоса — альвейера — можно было лететь. 200 километров Альбер вручную питал мотор бензином. Потом неделю не мог летать: чертовски болели рука и плечо.
— Осталось дождаться только Кастелена, — заговорил Тюлян. — Интересно, какой фокус он продемонстрирует?
А в это время командир 20-го истребительного полка Александр Петровец принимал машины, возвращавшиеся со штурмовки вражеских войск.
Считает самолеты и глазам не верит: взлетало 12, а вернулось 13. Что за ерунда? Такого еще в практике не бывало. Может, вражеский примкнул? Нет-нет, все — «яки».
Ничего не понимая, комполка идет навстречу последнему, заруливающему на стоянку истребителю. Трехцветный кок. Француз! Как он попал сюда?
Из кабины вылазит, спрыгивает на землю и докладывает пилот:
— Лейтенант Кастелен, «Нормандия».
— Здравствуйте, лейтенант Кастелен, — пожимает руку ему подполковник. — Какими судьбами?
С трудом удалось понять: в воздушном бою оторвался от своих, потерял ориентировку, вынужденно пристроился к встретившимся «якам».
Петровец связался с «Нормандией», обрадовал всех известием, что Кастелен жив-здоров, дозаправится горючим и прилетит.
Только в сумерках появилась возможность собраться всем в спокойной обстановке.
За столами полновластным хозяином стал майор Жан Луи Тюлян — человек мужественный, твердый, упорный; великолепный пилот. Сверкая орлиным взором, он поднял бокал искрящегося шампанского, звонким голосом начал: