Весть о трагедии в полку «Нормандия» быстро докатилась до Москвы. Военная миссия сразу же направила в воинскую часть месье Карбринелла и Люсетт Моро — землячку Жюля Жуара. Девушке было доверено нелегкое поручение: запечатлеть в памяти похороны, чтобы потом, по возвращении на родину, рассказать о них родителям Жуара.
Имя Жуара к тому времени уже было широко известно. В воздушных сражениях над Францией он сбил пять фашистских самолетов. Был несколько раз ранен. На обычной лодчонке бежал от вишистов в Англию. Затем попал в Дакар, где его арестовали и бросили в тюрьму. Вырвавшись из нее, через Испанию пробился в Африку, где присоединился к силам «Сражающейся Франции».
Никакие испытания на пути в «Нормандию» не сломили волю и мужество Жуара, и вот на тебе: по глупой случайности так нелепо оборвалась его жизнь.
Карбринелл настоял на погребальной процедуре в соответствии с французским армейским уставом, и кюре вынужден был согласиться.
Последним пристанищем друзей стала могила в приаэродромной рощице. Люси возложила на нее большой венок живых цветов, привезенный из Москвы, посреди которого водрузила собственноручно вырезанный из картона и обклеенный фольгой лотарингский крест.
Поминальный обед прошел при полном молчании. Но французы не были бы французами, если бы присутствие дамы не заставило их хоть на некоторое время забыть о печали и горестях. Как только встали из-за стола, все столпились вокруг Люси.
Люсетт знали все, даже и те, кто никогда раньше не видел ее. У каждого нашлось к ней какое-то, пусть самое незначительное, но дорогое дело. Ведь исполнить его должен был милый, нежный и ласковый ангел-хранитель полка, близко к сердцу принимающий все, что касается «Нормандии».
Люси старательно записывала просьбы — одному купить запонки, другому — лезвия для бритья, третьему — теплые носки. Когда все пожелания были высказаны, Пуйяд спросил:
— Дорогая Люси, а чем мы сможем отблагодарить вас?
Она, не задумываясь, выпалила давнюю сокровенную мечту:
— Прокатите на истребителе.
Мало кто знал, что ее отец был когда-то авиационным механиком, благодаря которому она в детстве поднималась в воздух. На какой машине, не помнит, но чудесное ощущение высоты и скорости сохранила на всю жизнь. И никогда не теряла надежды испытать его еще раз.
Пуйяд не мог отказать. Но, глянув в окно, за которым мела густая поземка, засомневался в возможности полета. Его решение опередил Робер Марки:
— Разрешите мне подняться с Люси?
Марки в полку с января. Успел неплохо показать себя, механикам никаких забот пока что не доставлял. Вызвался прокатить Люси? Что это, проявление мужской галантности или нечто большее? Не наделает ли Робер глупостей в воздухе? Пуйяд мысленно вернулся к Жуару и Бурдье. Отказ уже висел у него на кончике языка. Но тут пропела Люси:
— Я согласна.
— Ну что ж, Робер, давай. Только без выкрутасов.
Так впервые на «яке» полка «Нормандия» в воздух поднялась француженка. Сперва, конечно, ее экипировали надлежащим образом.
Марки оказался все-таки не из тех, кто умеет сдерживать себя. Крутых разворотов, глубоких виражей ему показалось мало. Пошел на сложный пилотаж, мастерски выполнил весь его комплекс.
Люсетт, широко раскрыв красивые с голубой поволокой глаза, крепко уцепившись руками за борта, мужественно переносила перегрузки головокружительного пилотажного каскада.
Пуйяд, наблюдая за тем, что выделывал Марки, рвался к трубке микрофона, но тут же сдерживал себя: сознавал, что, полети он с дамой на борту, делал бы то же самое.
Пребывание Люсетт в полку сгладило тяжелые впечатления, которыми начался день печали и скорби. И когда она в своем сером пальтишке с пушистым белым воротником, стоя в проеме дверцы Ли-2, посылала всем прощальные воздушные поцелуи, каждый думал о том счастливом времени, когда они вернутся во Францию к своим возлюбленным. Жизнь брала свое, никто не хотел думать о возможности безвременной смерти.
Не думал об этом и Беген. Однако после трагедии, приключившейся с Жуаром и Бурдье, он сильно сдал, стал без явного повода взрываться, перессорился с доброй половиной летчиков.
Понаблюдав за ним, Лебединский вошел в ходатайство перед Пуйядом об отправке Дидье Бегена на Ближний Восток, где тот в сравнительно спокойной обстановке мог прийти в себя.