– И что же, – не понял Пьер, – разве фехтовальщик не способен уничтожить противника?
– Пьер! Ну вот почему ты такой тугодум?! Я тебе про реальное применение говорю, изначальное, воинское! А в современной войне противника уничтожают пули и снаряды! Пули, снаряды, гранаты, понимаешь ты? Современная война – это комбинация марш-бросков и окапываний, борьба систем снабжения, провиант и боеприпасы, маскировка… Порой исход большого сражения решает такая мелочь, как изменение погоды и теплые шинели, которые одной армии успели доставить, а другой – нет! Словом, места для фехтования здесь не осталось!
Пьер, казалось, стушевался под таким напором аргументов, однако его поддержал еще один собеседник. Маэстро Дижон не видел его из-за балюстрады, но по голосу догадался – это был Ромэн, маленький, разнообразный, совершенно лысый и необычайно быстрый боец.
– Нельзя все на свете измерять войной. Прикладная ценность нашего искусства проявляется не только на войне, но и в поединках чести.
– В поединках чести! – патетично воскликнул офицер. – О, господи! Да где ты последний раз видел поединок чести?
– Их видят не очень часто, потому что дуэль является интимным процессом. Мы не видим дуэли, но мы знаем о них, они были, есть и будут!
– Так ведь и дуэли все чаще проводят на пистолетах! Милое дело – раз, и готово! И ведь сколько способов, господа, сколько способов! Слышали ли вы про американскую дуэль? Это когда противники охотятся друг на друга, как дикие звери, но только с револьверами! А дуэль через платок? А дуэль с использованием одного пистолета? Это когда в барабане только один патрон, а противники стреляют сами в себя по очереди. Или вот такая русская игра, называется «рулетка»… Кстати, очень бодрит!
– Это смотря кто дуэлирует, – понизил голос Ромэн и сделал шаг вперед. Теперь маэстро мог его видеть: маленький, сжатый как пружина, энергичный красавец. – Я слышал, что у вас в России предпочитают пистолеты, а у нас…
– Смотря кто дуэлирует? Да ведь почти никто! Почти никто – вот что я вам скажу! – офицер практически торжествовал. – Девятнадцатый век со всеми своими сословными предрассудками, как-никак, миновал!
Филипп поморщился и отошел от балюстрады. Ему приходилось выдерживать подобные споры сотни раз и в нынешнем двадцатом, и в прошедшем девятнадцатом веке. Он-то в таких спорах побеждал неизменно, используя логику, энергию, напор, а то и угрозы физической расправы с оппонентом. Однако сам при этом понимал: времена, когда благородное искусство фехтования не вызывало лишних вопросов, прошли.
Июнь 1907 года выдался особенно теплым. А в маленьких городках тепло раннего лета ощущается по-особому. Маэстро Филипп Дижон решительными размашистыми шагами двигался по улице Святого Антония в северном направлении – туда, где располагался наиболее фешенебельный район городка. Там, недалеко от рыночной площади, нелепое сплетение нескольких улиц образовывало перекресток с пятью углами. На одном из этих углов располагался довольно большой итальянский ресторан, в котором маэстро обедал настолько часто, что уже давно почитал его своей собственностью. Благодаря оригинальной географии этого местечка, ресторан так и назывался: «Пятый угол».
Не замечая прохожих, одетых по случаю теплой погоды особенно нарядно, проигнорировав настойчивый гудок черного, сверкающего на солнце «Панар и Левассо», принадлежавшего президенту местной торговой гильдии, он сосредоточенно хмурил брови и вызывающе громко цокал своей тростью, в которой, по слухам, был спрятан клинок из старинной индийской стали.
От собственных мыслей его на мгновение отвлек лишь звонкий крик мальчишки-газетчика:
– Конференция в Гааге! Война и человеколюбие!
Однако Филипп даже не повернулся, отметив лишь, что нужно будет повнимательнее ознакомиться с этим свежим выпуском в ресторане. Ловко сбив тростью жирного шмеля, который намеревался спикировать ему прямо на голову, маэстро пересек последнюю улицу и зашел в большую застекленную дверь.
Официант радостно бросился навстречу:
– Маэстро, добро пожаловать! А у нас как раз свежие креветки в белом вине, не желаете ли попробовать?
– И кофе, как обычно, – буркнул Филипп, устраиваясь на лучшем месте возле большого окна. Несколько лет назад, по требованию маэстро, владелец ресторана соскоблил с этого окна пеструю рекламную надпись, гласившую что-то о спагетти и лазанье, и теперь открывающуюся отсюда перспективу ничто не загораживало.