Залив
На пути к Луне внезапно возникла невесомость. Чтобы передвигаться, мы засовываем ноги под кожаные ремни, пришитые на расстоянии шага друг от друга, а руки — в висящие над нашими головами петли, как будто едем на трамвае. Мышь, которую мы взяли с собой, бегала по периметру своей клетки. Наш космический корабль совершал свой полет. Снаружи все было черным. Это был момент осмысления нашего положения: если бы мы теперь смогли увидеть себя со стороны, нас напугала бы эта маленькая запаянная капсула, которая со свистом стремительно двигалась через пустоту, но в то же время казалось, что она стоит на месте.
— Молчание — это не золото, — сказал Профессор. Он первый из нас привык к невесомости и передвигался, засовывая ноги под кожаные ремни, снедаемый любопытством и желанием не упустить ни секунды из этого полета. Он пытался раззадорить и нас, но мы, безмолвные и невесомые, лежали, пристегнувшись к своим ложементам, и уже мечтали о возвращении назад. Только Профессор, наконец сбежавший из своего пропитанного нуждой жилища, был в восторге, что его мечта сбылась. Слишком долго он заполнял свой открытый всем ветрам дом пожелтевшими газетными вырезками, где он фигурировал с пророчески указывающим на космос пальцем; слишком долго он ночами, вместо того чтобы спать, крутил стоящий рядом с его кроватью лунный глобус. При обследовании небесного тела с помощью телескопа ему открылось: на Луне есть следы внеземной цивилизации! Да ведь это золотое дно! Золотые жилы!
Когда Инженер, который иногда навещал Профессора, чтобы подсунуть ему куриную ножку и бутылку «Шпетлезе» урожая 27-го года, а потом с трудом выдерживал, пока Профессор благоговейно пил вино из треснувшего бокала, услышал об этом, он понял, что наконец нашел обоснованный довод, которого ему не хватало для постройки давно запланированного космического корабля. Над его проектами и расчетами много раз курился дым дорогих сигар, но за неимением на Луне устойчивой экономической конъюнктуры средства до сих пор отсутствовали. А отныне они потекут рекой. Теперь Инженер сможет отправить в будущее крошечные ремни для ног и петли для рук своих самодельных моделей. Убегая, он твердо заверил Профессора, что его ни в коем случае не забудут взять с собой, если только все удастся и ракета полетит.
Остатками хлеба и куриной ножки Профессор накормил тогда мышь, составлявшую ему компанию в чулане его гипотез. Он не имел никакого представления о том, когда замершая ракета выскользнет из ангара и под восторженные приветствия тысяч людей опустится в бассейн, чтобы оттуда стартовать в небо.
Ночь, в которую ракета наконец должна была подняться в воздух, была застенчиво серой, издалека освещенной прожекторами. Ждали, когда появится Луна. Ее появление должно было показать бесчисленным провожающим цель полета.
В то время как мы расхаживали внутри капсулы и мерзли, несмотря на наши толстые шерстяные куртки, массы проводили время с задранными вверх головами, раскачиваясь за оцеплением.
Потом появилась Луна. Мы должны были лечь на наши ложементы и закрепить ремни. Начался обратный отсчет времени. Как на школьной доске, все крупнее, выныривала цифра за цифрой. Все было черным и пустым; существовали только эти безумные гигантские цифры, которые все сильнее давили нам на грудь. Мы сжали кулаки. Прежде чем потерять сознание при цифре «ноль», мы увидели, что Инженер перевел стартовый рычаг до конца вниз.
— Молчание — это не золото, — повторил Профессор. Он бы с удовольствием завязал сейчас разговор, потому что ему постепенно стало жутко в этой безмолвной капсуле, в которой двигалась только секундная стрелка наших бортовых часов. Профессор впервые заметил, что она заканчивается острым серпом. Он попытался сообразить, на что она похожа, но так и не смог вспомнить. Тогда он наклонился над Прекрасной Дамой. Ее лицо было круглым и белым. Она пришла на старт в мужских брюках и рубашке с галстуком, и когда взобралась по веревочной лестнице к входному люку, толпы провожающих приветствовали ее особенно бурно. Профессор взял ее руку, чтобы пощупать пульс. Его встревожило, что она все еще спала, в то время как остальные по крайней мере приоткрыли глаза. Тут его совершенно неожиданно отодвинул в сторону Инженер. Он склонился над Прекрасной Дамой. Ее мерцающее лицо было круглым и белым. Она находилась на борту, потому что хотела снять на Луне фильм, и на настойчивые просьбы Инженера не подвергать свою жизнь опасности ответила покачиванием белокурой головки и улыбкой, и не успел он опомниться, как она уже обворожила его и парализовала его волю. После этого она еще раз пришла к нему в бюро, где осторожно дотронулась до рассчитанной им кривой полета.