«Наутилус» прошел под водой больше 20 000 миль. Девиз «Подвижный в подвижной среде» написан и на двери библиотеки. Этот салон охраняет знания, упавшие с полок и громоздящиеся приключенческими штабелями, которые при малейшем смешении центра тяжести обрушиваются и погребают под собой все. Измотанные кресла для читателей потрясенно прислоняются к стене. В одном из задних углов виднеется бортовой иллюминатор размером выше человеческого роста. Бархатный занавес, скрывающий его, отодвинут в сторону, и спектакль, который некому смотреть, показывает одну за другой похожие на гравюры сцены, как злые воспоминания, давящие на оконные стекла. Вооруженные водолазы со свинцовыми котурнами на ногах продираются через лес фукусовых водорослей и медуз. Руины затопленного континента крошатся во тьме. Огромный спрут пристально разглядывает «Наутилус», ощупывает его пляшущими руками метровой длины и прикрепляет свои присоски к слабо связанной гирлянде входных люков. Потом иллюминатор затуманивает выброс черных чернил.
Секунды проходят. Они находятся во взвешенном состоянии. Они совершают небольшой рейс, топчутся на одном месте, двигаясь медленно, насколько возможно, тщательно уравновешивают вес и водоизмещение посредством незаметных маневров рулей глубины. Они окружены новой эпохой, наполняющей их слепой уверенностью. Когда не будет другого выхода, будут задействованы торпеды. Они ждут в носу корабля перед трубами торпедных аппаратов, готовые к действию. Они хотят выбраться из тесноты, в которую заключены, на свободу, но вынуждены угрожающе бездельничать, а в это время на них поселяются водоросли-заложники и покрывают их зеленоватым мерцанием. Водоросли начинают селиться и на защитном кожухе реактора. Эти изменения регистрируются в центре управления. («Никто не произносил ни слова и не двигался».) «Наутилус» направлен в опасную даль, но мужество не оставляет его. Этим он обязан своему духовному отцу, адмиралу Риковеру, который, пылая холодным азартом, поднялся по лестнице, ведущей к реактору. Ступенька за ступенькой, преодолевал он путь наверх, пока не посмотрел в широкоугольный объектив истории: многозначительно вытянутая яйцевидная голова на крошечных, широко расставленных ногах. Вокруг него стальная спираль, баллон со сжатым газом, который он осматривает.
Адмирал бесстрастно придает прогрессу свои черты. Он стоит на лестнице, которую объектив так вытягивает в высоту, что никто уже не в состоянии увидеть оба ее конца. В нем прочно укоренилась идея неуязвимости. Она владеет им. Он видит, как моллюск наутилус скользит через океан, этакое хищное головоногое, чье мягкое тело заключено во многокамерную спиралевидную раковину. Он видит перед собой эту раковину, превращенную в бокал из перламутра. Он наполнен шампанским и осушен за его здоровье. Он знает, что́ нужно скомбинировать: выносливость ныряющего кита, защитный панцирь моллюска и обороноспособность военно-морского флота. Широко открытая диафрагма фотоаппарата бесстрастно фиксирует его ничего не выражающее лицо в центре реактора.
83°20′ Ледяное безмолвие. На пироге, глазурь которого украшена флагом, потрескивая, гаснет свеча. Машины приглушены. Kai serrah? Whatever will be, will be… На Полюсе Недоступности молятся за отечество. В распахнувшемся зрачке экрана ультразвукового локатора отражается объект длиной 107 метров. Он хорошо сохранился. Океан препарировал гибридную мечту. («Все ясно. Теперь нужно идти вперед, всегда только вперед».)
«Наутилус» слегка качнулся, как будто его толкнули. Оцепенение постепенно проходит. Машины и компасы пробуждаются. Сооружение начинает двигаться. После 1830 морских миль подо льдом ждет пентаграмма из металла, которую следует носить на ленте, как руку в повязке после выигранной битвы. Теперь необходимо только найти полынью, чтобы всплыть и послать триумфальную радиограмму. («Мир твердой веры — веры в приборы, в физические законы и в Бога».)