Головы и руки Андре и Френкеля, которые непокрытыми торчали из спального мешка, медведи сожрали. Сани валялись вверх полозьями и указывали ими на небо. Лагерь казался таким жалким и несчастным, что отойди на несколько шагов в сторону, и его уже не увидишь.
Останки перевозят в родной город Андре для организации там выставки. Изготавливают восковую фигуру и впрягают в сани, которые он два с половиной месяца тащил по льду Арктики. В витрине собираются вещи путешественников: продырявленный дневник Андре; карманный календарь Стриндберга; платок Френкеля с любовно вышитой монограммой; капитанский свисток; нож, инкрустированный сердцем на рукоятке; фигурка свиньи — символа удачи; якорь и крест из металла; русские и американские монеты; защитные очки Френкеля; трубочка с опиумными таблетками; хронометр; медальон Стриндберга с локоном и поясным портретом невесты. И ящичный аппарат, чьи экспонирующиеся пластинки вырезали и навечно заморозили куски времени: пригоршню хрупких мгновений, очертания людей в середине полярного моря.
На первой фотографии, снятой вскоре после крушения, один из троих стоит возле рухнувшей корзины и канатов и выглядит не как побежденный, а скорее как спортсмен, только что взявший высоту. Черная оболочка шара испещрена белыми пятнами — повреждениями на стеклянной пластинке, которые на моментальном снимке из прошлого кажутся роковой констатацией положения дел. Потом потерпевшие крушение упаковывают свои вещи, отведя взгляд от камеры. Они ставят лодку на лед. На горизонте темный знак: падающий свет зачернил пластинку точно между силуэтами двух погибших, которые сейчас пытаются выжить. Один из них, не поднимая головы, пишет дневник. Второй стоит спиной к подошедшему. Разбита аварийная палатка. Это форпост. Рядом с ней реет шведский флаг. Нильс Стриндберг просит своих спутников несколько секунд постоять спокойно. На последней фотографии Август Соломон Андре и Кнут Френкель угрюмо уставились на временный стол в Арктике, в опущенных руках бинокли. Вероятно, они обдумывают фатальные последствия своего падения. Они ошиблись в расчетах. Их лица белые, почти стертые.
Что же осталось? Изображения этих лиц; лед; пустота, на расстоянии в 7000 световых лет от нас образовавшаяся из водородного газа Туманность Орла; удаленная на 8000 световых лет Туманность Песочных Часов, в перетянутой середине вращающихся газовых шлейфов которой находится что-то похожее на глаз.
Дрейф
До свидания! Сильным пинком ноги я оттолкнула их от набережной, и плот, раскачиваясь, взял курс на прибрежное течение. Сначала он неуклюже крутился вокруг своей оси, потом течение приняло его к себе, упорядочило его движение и убаюкало в своем потоке. Дрейфующие люди медленно поплыли параллельно берегу. С этого момента родители стали жить на плоту. Он имел очертания их жилища. Плот — это контур их квартиры, выпиленной из дерева и спущенной на воду, хорошо знакомый им мир, несущий их на себе. Два волнистых попугайчика точат клювики о раковину каракатицы и щебечут. Мать склоняется к ним, чтобы произнести «замзаладим-бамба-заладу-заладим». Они молча выслушивают ее, повернув головки набок, а потом снова начинают точить клювики. Отец пододвигает на место сахарницу с песком. Она стояла не там, где ей положено. На плоту все должно находиться в равновесии.
Добрый морской воздух обвивает родителей, вдувает в них кислород, не сбивая их с толку, бродит среди их жизненных понятий, установившихся раз и навсегда, по меблированной основе, на которой родители обустроились на остаток своих дней. Деловитость и небрежность, как старые растрескавшиеся комоды, стоят у них поперек пути. Это легко пылящиеся предметы, которые следуют за ними в любое место, придавая ему уют, но, с другой стороны, мешая им.
Отец разгуливает взад и вперед. Мать думает о пустяках. Мимо них на расстоянии слышимости тянется побережье: портовые сооружения; серые штаги; грузы, поднимаемые лебедкой вверх; тень на стене, отброшенная рабочими-строителями. Склады обрамляют заасфальтированные залежные поля. По асфальту катятся кабины без прицепов, за рулем мужчины, которые, сквернословя, разговаривают сами с собой. На ветру раскачиваются пустые крюки. Выгруженные товары ждут, когда их заберут. «Пожалуйста, положите свои покупки на транспортер», — говорит мать, будто разгадывает движущийся кроссворд.
Над плотом неподвижно парят чайки, которые никак не могут решить, что им делать: то ли повернуть обратно, то ли дождаться, когда им что-нибудь перепадет. Мать ищет зачерствевший хлеб, чтобы бросить его им. Забившиеся в угол клетки попугайчики с подозрением наблюдают за тем, что происходит над их головами, и испражняются.