— Спасибо, лейтенант, выручил. Может, и я когда тебе пригожусь. Совсем оборзели — хулиганье! Как собаки бросаются! — Он почти заискивал, но не явно, в меру, соблюдая достоинство.
— Пройдемте. — Андрей взял его за рукав, отвел в сторону.
Мужики расступились, ворча, пропустили их, сдерживаясь, чтобы не дать задержанному хорошего пинка напоследок.
— Документы прошу предъявить, — сказал участковый.
— Да ты что, лейтенант? Меня чуть не пришили, и я же отвечать должен! Ты даешь!
— Документы! — спокойно, но уже настойчиво повторил Андрей и настороженно смотрел, как он зло лезет в карман, достает бумажник, как подрагивает его чуть раздвоенный подбородок, подергивается бритая щека. Вот оно что! Выбрит, но в волосах сухие травинки, костюм новый, а уже помятый. Ну и что? Загулял мужик, ночевал где-то в прошлогоднем стогу, подумаешь. И брился тоже там? К тому же по виду городской, а лицо обветренное, и дымком от него попахивает — не уютным, печным, а костерным, бродяжьим.
Задержанный стал шарить по кармашкам бумажника — искать паспорт.
— Забыл, куда сунул, — пояснил он, отвечая на вопрошающий взгляд милиционера. — Давно никто не спрашивал.
"Не его бумажник", — уверился Андрей, наблюдая, как неуверенно и нервно, словно спотыкаясь, бегают его грязные худые пальцы.
— Дайте-ка я сам посмотрю.
Неизвестный быстро, незаметно оглянулся по сторонам. На лоб его упала чуть вьющаяся челка с заметной седой прядкой.
Андрей достал паспорт, посмотрел.
— Ваша фамилия?
— Там написано, — буркнул он. — Ты грамотный? Федорин — моя фамилия. Верно? Алексей Кузьмич. Пятьдесят третьего года.
— Где получили паспорт?
Неизвестный ответил.
— Когда?
— В семьдесят восьмом. В декабре. Точнее не помню.
Все было правильно. И что-то не то. Андрей осмотрел бумажник немного денег, лотерейный билет и блок фотографий. Сравнил с фотографией на паспорте. Одинаковые… Стоп! А почему они одинаковые? Фотографии новые, вот на обороте дата карандашом проставлена и номер квитанции, а паспорт выдан в семьдесят восьмом году!
— Задерживаю вас, гражданин Федорин, — сказал Андрей, — для выяснения некоторых обстоятельств.
— Да ладно тебе, начальник! Давай по стакану и разойдемся друзьями. Нет за мной вины, ты уж поверь.
Андрей не ответил, вложил паспорт в бумажник, открыл планшетку…
Федорин вдруг прыгнул в сторону, вцепился в задний борт сползавшего с переезда грузовика, подтянулся и перевалился в кузов. Мужики заорали, кто-то засвистел, но водитель не обратил внимания, прибавил скорость, и машина свернула за угол.
Андрей бросился к мотоциклу, рванул с места так, что Дружок едва не вылетел из коляски.
Машину они догнали почти сразу.
— Давай поближе к борту, — прокричал Тимофей, привставая, — я его возьму!
— Я тебе возьму!
Андрей обогнал машину, просигналил, чтобы остановилась, и подбежал к ней. В кузове уже никого не было…
Андрей забежал в один двор, в другой, выскочил на параллельную улицу, вернулся…
— Как же ты так оплошал? — посетовал дежурный, когда Ратников написал и сдал ему рапорт вместе с бумажником. — А если он в розыск объявлен?
Андрей поморщился, промолчал. Да и что ему было сказать? Что все получилось слишком неожиданно? На то он и милиционер, чтобы любую неожиданность предусмотреть, всякую беду предвидеть и предупредить. Да, плохо дело…
Знал бы Андрей — как оно плохо!
До самого села почти ехали молча. Дружок сочувственно поглядывал на Андрея, кряхтел, плевал на дорогу и все хотел показать, что часть вины за промашку готов взять на себя.
Когда поднялись на Савельевку, он дернул Андрея за рукав — попросил остановиться — и выбрался из коляски.
Все кругом было залито солнечным светом — таким ярким и сильным, что казалось, так будет всегда: не придет ночь, не грянет зима, не набежит издалека серая мокрая туча. И повсюду в этом горячем свете звенели птицы.
Тимофей подошел к самому краю обрыва, обернулся к Андрею, блестя влажными глазами:
— Красота у нас, верно? Нигде таких облаков не бывает, ты глянь какие белые да высокие, какими барашками завиваются. И жаворонок у нас особый — звонкий и переливчатый. Я его одним ухом узнаю, не ошибусь… Он присел, достал мятые папиросы. — Лучшие в мире наши края. Я хоть и нигде кроме не бывал, а знаю. Живи и радуйся! Еще бы Зойка с девчонками вернулась…
— От тебя зависит, — сказал Андрей.
— Думаешь? Ладно, поживем — поглядим.
Так и сидели они рядышком — участковый инспектор милиции и бывший злостный пьяница и тунеядец, и будто не было важнее дела, любовались бескрайним раздольем, нежно-зелеными полями, синими реками, в которых блестело солнце.